В горниле революций и войн: Украина в 1917-1920 гг. историко-историографические эссе

Естественно, между обозначенными, по существу полярными позициями наблюдается немалый спектр других подходов. В одних работах Гетманат квалифицируется как «бюрократически-военная диктатура»[590]. В других утверждается, что, придя к власти, гетман действительно получил диктаторские полномочия, но на практике они были существенно ограничены присутствием оккупационных войск[591]. Встречались попытки определения Гетманата как «украинской разновидности мариократии»[592].

Последнее определение, очевидно, предполагает, не меняя ничего по существу, хотя бы немного завуалировать наукообразным слово-творением термин, задевающий национальное самолюбие, – «марионеточный режим», хотя в мировой историографии, включая диаспор-ную, нередко используется именно такая оценка государственного устройства 1918 г. Так, И. Лысяк-Рудницкий полагает, что гетманат не имел надлежащих черт настоящего, органичного правопорядка и опирался не столько на силы местного консерватизма, сколько на штыки австро-немецких оккупантов[593]. Как безусловно марионеточный характеризует режим Скоропадского английский исследователь О. Файджес[594]. Не очень отличается от упомянутых соображений мысль О. Федишина, считавшего, что лучшим определением Украины в условиях немецкой оккупации 1918 г. является «сателит». Она занимала положение государства, которое добровольно, хотя и неохотно принимало защиту великой державы с неизбежным ограничением своего суверенитета[595].

Весьма однозначно на точку зрения того, что осуществленная в 1918 г. Германией и Австро-Венгрией оккупация превратила Украину в «фикцию дружественной страны (endlich die Fiktion vom befrenndeten Land anfhort)» с правительством, которое является лишь «куклой (nur Puppe)» в руках иноземной администрации[596], встал интернациональный коллектив историков в новейшем исследовании, в котором использованы архивные и опубликованные источники многих стран[597].

Разночтения и отличительные толкования наблюдаются в публикациях, посвященных персонально Скоропадскому, его личностному влиянию на государственный курс[598], а также главному идеологу украинского монархизма – В. Липинскому[599].

Попытку охватить, согласовать наличные подходы, частично и упомянутые выше, по возможности привести их к общему знаменателю осуществил Р. Пирог, предложив такой вариант определения Гетманата Скоропадского: «Авторитарно-бюрократический режим с близкими к диктаторским полномочиями главы государства, отсутствием представительского органа, соединением в правительстве исполнительных и законодательных функций, существенным ограничением демократических свобод, деформированной политической системой, узкой социальной базой и временным характером правления». Тут же автор предостерегает: «Однако эта характеристика требует делать обязательное ударение на том, что функционирование данной государственной конструкции существенно ограничивалось фактором причастности милитарной силы чужих стран. Их поражение в мировой войне губительно сказалось на судьбе последнего украинского гетманата»[600].

Однако, судя по всему, далеко не всех устраивают попытки дать объективную и в результате неизбежно негативную оценку режиму 1918 г. Параллельно прилагаются усилия каким-либо образом смягчить рефлексии, увести общественное мнение в умозрительные абстракции. Так, определенное распространение в последнее время приобрела тенденция квалифицировать Украинскую державу как некий «малороссийский проект», в чем усматривается и главная причина его обреченности на неудачу [601]. Исходным моментом для В. Ф. Верстюка, развивающего такую версию, является прежде всего личность П. Скоропадского. Деликатно отклоняя утверждения об украинском патриотизме гетмана, надежно опираясь на свидетельства самого Скоропадского и на документы тогдашних политиков из разных лагерей, автор приходит к твердой мысли: «П. Скоропадский был человеком российской культуры с большим сентиментом к России»[602]. И хотя в бурную революционную эпоху и он оказался втянутым в водоворот политики, которая обусловила определенные сдвиги в ориентациях, в частности в украинских делах, базовые мировозренческие принципы оставались незыблемыми, сказываясь в решающие, экзистенциальные моменты. В результате «форма национально-государственного строительства, избранная гетманом, оказалась неудачной. Это было ни украинское, ни российское государство, условно его можно было бы назвать малороссийским»[603].