Ко всем этим данным (следует еще раз подчеркнуть, что они неполные) следует добавить и практически ежедневные грабежи предприятий, хозяйств, граждан, что было привычным для австро-германских окупантов [630]
.Все это крайне негативно сказывалось на хозяйственной деятельности, вело к непрерывному обострению экономического и продовольственного кризиса. В 1918 г. из 63 доменных печей работало всего 4, из 102 мартенов – только 7. Добыча руды упала в 17 раз, производство стали – в 13, проката – в 15 раз, а добыча угля – почти втрое по сравнению с 1913 г. Грузооборот железных дорог сократился в 10–12 раз[631]
.Галопировала безработица, охватив в некоторых областях и городах 80–90 % ранее занятых робочих[632]
. Уменьшалась зарплата (а на большинстве предприятий она вообще не выплачивалась, хотя данные о заработке заносились в расчетные книжки), увеличивался рабочий день.Почти наполовину сравнительно с 1913 г. сократились посевные площади, что, соответственно, привело к определенному уменьшению товарных масс хлеба. Приходила в упадок пищевая промышленность. С урожая свеклы 1918 г. сахара было получено в 4 раза меньше, чем годом ранее. 45 % свеклы вообще сгнило на сахарных заводах[633]
.Наступал продовольственный кризис. Особенно угрожающие масштабы он приобрел в промышленных центрах. «В ближайшее время грозит полный голод» – телеграфировали 29 мая 1918 г. в Министерство внутренних дел из Херсона. «Снабжение населения хлебом становится критическим», – сообщали из Екатеринослава в Министерство продовольствия. «Положение Славяносербского уезда и города Луганска в связи с полным отсутствием хлеба катастрофическое, грозит бедой; с апреля не получено ни одного вагона хлеба. На почве голода рудники и заводы закрыты», – говорилось в телеграмме в Министерство внутренних дел от 10 июля с Донбаса[634]
.Мало чем отличалась ситуация в Киеве и на Правобережье в целом, все больше распространяясь и на села, где участились случаи голодных обмороков и даже голодных смертей.
Особая комиссия, созданная в июле 1918 г. при Министерстве внутренних дел для изучения продовольственной ситуации в Донбассе, была вынуждена констатировать: «Во многих районах царит настоящий голод… Рабочие бросают свое последнее имущество и буквально все бегут»[635]
.Следовательно, введение П. Скоропадским режима альтернативного, противоположного предыдущему – революционно-демократическому, – не только не разрешило назревших на весну 1918 г. противоречий, но еще больше осложнило ситуацию в Украине, привело к очевидному ухудшению положения большинства ее населения, особенно бедных слоев. Все это приводило к неотвратимому нарастанию общественного напряжения, детерминировало новые взрывы политической борьбы. Размах и эффективность последней в значительной степени зависели от степени организованности, сплоченности революционно ориентированных сил, их способности повести за собой массы, предложить привлекательные программы, зажигательные, мобилизующие лозунги.
Не принес положительного эффекта и затяжной переговорный процесс с РСФСР, начавшийся еще в мае и «буксовавший» буквально в каждом обсуждаемом вопросе[636]
. Особенно острые противоречия обнаруживались при приближении к территориальным проблемам, сразу же проявлявшим полярные позиции и прочную увязку в тугой узел и социальных, и национальных, и международных факторов. Особый интерес в этом плане представляют новые документальные и фактографические материалы, ставшие достоянием научной среды в самое последнее время благодаря усилиям историка А. К. Сорокина[637].2. Нация против оккупационно-гетманского режима
Перед революционными силами Украины после 29 апреля 1918 г. встало немало новых задач. Едва ли не самыми главными из них были четкое уяснение состояния, в котором оказались нация, народ, революция, определение перспектив национально-освободительной борьбы вообще и сопротивления контрреволюционному режиму Гетманата и австро-немецкой оккупации в частности.
Подходы к этим вопросам не могли быть простыми.