В горниле революций и войн: Украина в 1917-1920 гг. историко-историографические эссе

И уж совсем запутывает вопрос следующее рассуждение, противоречащее и вышеприведенному, и самому себе: «Махно блестяще разыграл карту украинской безгосударственности. Националисты считают свойственное украинский массе отсутствие государственнического чувства большой слабостью и бедой, проклятьем крестьянского индивидуализма. Махно своей идеологией превратил Украинскую безгосударственность в силу, облагородил ее европейской социальной теорией и повел через ад гражданской войны в боях за крестьянское счастье». Никакой пафос не в состоянии заслонить логической беспомощности, разоблачительности написанного. Еще больше это было доказано исторической практикой, что хорошо осознает и В. Чоп, продолжая: «До него (крестьянского счастья. – В. С.) не дошел ни сам Махно, ни люди, которых он вел. Но их нельзя упрекать в том, что они недостаточно сильно желали сделать это». Подобной логикой можно не только оправдывать, но и восторженно расхваливать любой, самый безрассудный фанатизм. И, похоже, Чоп склонен к этому, сожалея, что у махновской, далеко небезупречной практики не оказалось последователей. «Махновский район, – вынужден констатировать автор, – понес за четыре года войны колоссальные человеческие и экономические потери. Роковое значение приобрел факт того, что махновскую идеологию отказалось (подчеркнуто мною. – В. С.) глубоко воспринять (уместно задать вопрос, который волнует В. Чопа – почему? – В. С.) крестьянство других местностей Украины, исповедующее индивидуальные формы ведения хозяйства»[987].

В своей публикации запорожский историк не раз возвращается к вопросу о том, была ли «форма махновского общества (?) государством?» (очевидно, чувствует слабость аргументации и отсутствие собственной убежденности в том). Однако его импровизации доводят до следующих ответов: «Согласно одним определениям, была – обладала суверенитетом (что конкретно имеется в виду, сказать трудно. – В. С.) и признаками всеобщей общественной организации (то же самое. – В. С.).

С другой стороны, принцип организации общества был совсем иным, чем у государства, направленного не сверху вниз, а снизу вверх, и не существовало государственного аппарата публичной власти. Однако на время войны его заменяла военная власть (подчеркнуто мною. – В. С.). Она должна была уйти с политической арены после завершения боевых действий и, как следствие, унести с собой государственность (подчеркнуто мною. – В. С.). Учитывая, что из состояния войны махновцам так выйти и не удалось, правомерно сделать вывод о том, что во время своего существования махновское движение приобрело форму государства»[988].

Можно согласиться с тем, что военная власть в условиях Гражданской войны может подменить собой государственность, возможно – несколько точнее – стать своеобразной государственной политикой, что демонстрировал С. Петлюра. Однако довести до победного конца свои боевые действия такое «государство» никогда бы не смогло из-за неустранимых антагонистических противоречий со средой, которая его плотно окружала.

Как ни странно, В. Чоп со всей серьезностью пытается доказывать, будто махновское «государство» имело особые характеристики: «республиканская форма правления, которая сочеталась с определенными авторитарными тенденциями, основанными на высоком авторитете лидера; открытый характер общества, отсутствие частной собственности на землю, присутствие элементов “рыночного социализма”, товарное зерновое земледелие, а также отсутствие четких границ»[989].

Кажется, стоит хотя бы на мгновение задуматься над последней характеристикой, чтобы сделать вывод о полной беспредметности, алогичности ведения дальнейшей речи о какой-либо махновской государственности. Для Чопа же самоубеждения, очевидно, достаточно, чтобы не останавливаться на вышеизложенном. Констатируя, что характерной особенностью упомянутого государства было «исповедование идеологии, направленной на преодоление в будущем государственного состояния общества», он замечает: «Давая себе отчет в подобном положении дел, Махно с единомышленниками прилагал усилия для сокрытия внешних проявлений государственности» [990].