В городе Ю (Рассказы и повести)

Зачем я пришел сюда? Я уже объяснял зачем! Я пошел в дальний угол магазина. Сердце пару раз прыгнуло: а вдруг? Что - вдруг? Схема уже известная - хожу повсюду, чтобы ничего не найти, Боюсь найти - нет у меня ни на что сил и средств! Так зачем же хожу? Какие пустые, перекрученные наизнанку чувства движут мной, - странно, что их хватает для того, чтобы жить и передвигаться!

- Закрываемся - будете чего брать? Я принюхался - может быть, обоняние, как чувство почти забытое, атавистическое и поэтому менее всего истрепанное, сохранило какие-нибудь желания? Волнующий запах дегтя - но деготь как-то странно покупать? Для чего? Умирать будем - и то не решимся ни на что такое, чего нельзя было бы объяснить решительно всем, хотя большинству - в том числе и этой продавщице - абсолютно безразличны твои поступки. Деготь отпал. Остались еще какие-то простые физические радости: гнуть, тянуть, крутить - что-нибудь такое. Вот это, пожалуй, подойдет клей "Момент", - можно будет что-то склеить, а потом с удовлетворением подергать: не оторвать! Здорово повезло - в городе этого клея не бывает. Большая удача!

Продавщица молча подала тюбик - могла бы, кстати, и завернуть... Но я давно уже ни с кем не скандалю - только улыбаюсь!

Когда я вышел из магазина, было уже темно: светилось только небо, улица и дома исчезли. Тем лучше - не надо их рассматривать, возбуждать мысли по поводу этих домов и их отсутствующих хозяев.

У платформы я посмотрел на освещенную изнутри телефонную будку единственный кубик света, храм, где можно еще раз попытаться сплести над бездной паутинку слов, - уходить на всю ночь за платформу, в темноту пока еще страшно. Презирая себя, я все-таки подошел к будке. Громко скрипнула дверь в вечерней тишине. Открыл перед телефоном свой кошелек - стыдно в моем возрасте иметь такой, почти игрушечный кошелечек. Я всунул в дырочку палец, стал сворачивать по кругу тугой диск. Хорошо, если бы диски эти вообще можно было бы повернуть лишь в момент крайнего отчаяния или крайнего счастья - насколько содержательнее стали бы разговоры, - а легкость поворачивания диска позволяет нам не ценить своих слов, говорить что попало, лишь бы говорить, лишь бы стоять в освещенной будке среди тьмы!

- ... Здравствуйте!.. Вы помните меня?.. Да, да!.. Когда перезвонить?.. В следующем году? Огромное вам спасибо, всего доброго!

Как ненавижу я свою легкость! Другому не могут дать что-то немедленно - он уходит в ярости, хлопнув дверью, а мне надменно и рассеянно обещают что-то, может быть, года через два - и я выхожу абсолютно счастливый, мелко кланяясь, глубоком проникновенно понимая все трудности того, кто не может мне сейчас ничего дать: "Конечно, конечно!.." Какой удачей я считал свой легкий характер раньше - и как я ненавижу его теперь, когда четко и безжалостно оказываюсь вытесненным на периферию людьми мрачными и тяжелыми. Но уже нет сил не улыбаться, когда отталкивают тебя маска легкости уже приросла! - это тем более обидно, что никакой легкости нет, есть тонкая блестящая паутинка над бездной, на которой я балансирую, как паучок - а зачем? - по всем делам мне давно уже положено упасть, но я не упаду, буду улыбаться, пока останется хоть один зуб, говорить: "Ничего, ничего! Огромное вам спасибо!" и "Когда перезвонить? Двадцать шестого?.. Ах, двадцать восьмого?.. Тридцать девятого?! Все понял! До свидания!"

... Это человек легкий, с ним можно не церемониться - он зайдет и тридцать девятого, ну и что из того, что такого числа нет, - он человек легкий, он согласился!

С такими мыслями я шел к даче. Только глубокой осенью за городом понимаешь истину: как мало на земле света и как много тьмы! Это мысль тяжелая, мы боимся ее, слетаемся на свет фонаря, как мошкара, пытаемся внушить себе, что это еще день, хотя день наш давно уже прошел, - и я не выдержу и завтра же, наверное, полечу к какому-нибудь фонарю, чтобы поскорей забыть то печальное, что понял я, побывав в темноте, и язык мой, празднословный и лукавый, который я никак не решусь вырвать, снова начнет обманывать всех, и в первую очередь - меня самого.

Я вошел в темный дом, принюхался, положил замечательную свою добычу клей "Момент" - в стакан возле умывальника, прошел в узкую комнату, потрогал жестяной цилиндр печки - еще теплится - и, не зажигая света, разделся и лег. Не надо света, слабого и обманного, пусть будет темнота!

Нет, никогда я не решусь обнаружить свою мрачность перед людьми - с детства был хорошо воспитан, часами со светлой улыбкой смотрел на абсолютно неподвижный поплавок, боясь своим недовольством обидеть - кого? Рыбу? Поплавок? Того, кто привел меня на это место и посадил? Абсолютно непонятно! Но я сидел и сидел. Так и теперь: ни в коем случае нельзя, чтобы кто-то догадался, что терпение мое кончилось, наоборот - улыбка, радостный тон: "Тридцать девятого? Договорились! Всего вам доброго! Кланяйтесь своим!"