Когда молчат сыновья, вместо них говорят казенные бумаги. В феврале 1948 г. инспектор ЦК ВКП(б) Н. И. Гусаров сдавал в Москве дачу и квартиру перед отъездом в Минск, куда был отобран для работы первым секретарем ЦК КПБ. Были составлены многочисленные описи и списки имущества и инвентаря на квартире и на даче. Все делилось по категориям: имущество во временном пользовании, мебель и малоценный инвентарь, «отпускаемый за наличный расчет с рассрочкой на 8 месяцев», «список инвентаря, исключенного за амортизационное начисление», «список имущества на квартире тов. Гусарова Н. И.» и «список инвентаря, находящегося на даче тов. Гусарова Н. И.». Вот дачная опись:
«Буфет — 1 по цене 2140 рублей; буфет дубовый с зеркалом — 1 по цене 1896 руб. 95 коп.; полубуфет с отделкой черной — 1 — 1582 руб. 80 коп., столы простые — 2 — 70 руб.; кровати с нике
1 Микоян Н. С Любовью и печалью (Воспоминания). М., 1998. С. 111.
2 Аллилуева С. Двадцать писем к другу. - М., 1991. Хрущев Н.С. Воспоминания. Избранные фрагменты. М., 1997. Берия С. Мой отец - Лаврентий Берия. М., 1994.
3 См.: Гусаров В. Н. Мой отец убил Михоэлса. М., 1994.
лированными спинками (1/2 спальные) — 3 — 1053 руб.; кровати никелированные — 2 — 1400 руб.; кровать деревянная двуспальная — 1 — 847 руб., в общем, всего 68 предметов, среди которых сейф, пианино, бильярд с чехлом и принадлежностями, портреты: Ленин — Сталин, письменный прибор мраморный с фигурами, шторы крепмюре, картина художественная (в скобках помечено — нет), ковры и чемодан кожаный».
В квартире помещались три простых стола, шесть круглых полированных столов, один письменный — двухтумбовый и даже один стол раздвижной, пять кроватей, восемь книжных шкафов, двадцать мягких кресел, двое салонных стоячих часов и прочее, прочее, прочее, среди которого нашлось место и пылесосу «Омега»1.
Это все только вещи. Сведения об образе жизни можно найти в справках, инструкциях, циркулярах, объяснительных записках, протоколах, отчетах, рапортах и докладах, во внутриведомственной переписке. И в них, однако, интересующих нас сведений о повседневной стороне жизни номенклатурных работников явно недостаточно. Дело здесь не только в режиме секретности, ограждающем советскую бюрократию от контроля со стороны подведомственного ей населения. Немаловажное значение имеют и особенности культурного стиля, сложившегося к началу пятидесятых годов. Стиль этот, по верному замечанию А. Д. Синявского, тяготел к классицизму: «Многие слова стали писаться с большой буквы, аллегорические фигуры, олицетворенные абстракции сошли в литературу, и мы заговорили с медлительной важностью и величественной жестикуляцией»2. Синявский ведет речь о художественной прозе, создававшей образцы «правильного» мироощущения и мировосприятия, распространявшиеся (директивно или спонтанно) на все отрасли публичной риторики. Новый стиль не допускал открытого обсуждения низменных житейских тем, личных переживаний и бытовых неурядиц, что было бы не только политически неверно, но попросту неприлично. Пристойным стал взгляд на мир с птичьего полета, взгляд, от которого ускользали непрезентабельные детали повседневности. Да, и сама повседневность тоже. И потому бытовые сюжеты возникают в партийных документах, даже оснащенных
103
74
различными грифами секретности, крайне редко, только в случае индивидуальных и групповых отступлений от писанных и неписан-ных норм, в неожиданных эксцессах. Рассмотренная под таким углом история быта номенклатуры превращается в скандальную историю. Для исследователя крайне важно обнаружить за множеством уголовных преступлений, злоупотреблений по службе, бытовых конфликтов устойчивые социальные основания: принятые модели поведения и мыслительные стереотипы, жизненные ориентации и представления. Внутренние механизмы социального действия выходят на свет, как правило, в неожиданных ситуациях, в исключительных обстоятельствах.
К таковым обстоятельствам, без всякого сомнения, относится денежная реформа 14 декабря 1947 г.
Вкратце напомним фабулу событий1. На зимнее воскресенье высшая власть запланировала ударную финансовую операцию, предусматривающую одновременные обмен денежных знаков, отмену карточной системы и повышение государственных цен на основные товары и услуги. В ее организации просматривается знакомый сталинский почерк: секретность, внезапность, безоглядность.
Официальное решение «Об отмене карточной системы и денежной реформе» было принято политбюро ЦК ВКП(б) только накануне, в субботу 13 декабря, хотя все подготовительные меры соответствующие инстанции совершили заранее: фабрики Гознака напечатали новые банкноты; в Москве провели соответствующий инструктаж руководителей финансовых органов, в местные отделения МГБ разослали запечатанные секретные пакеты, подлежащие выдаче адресатам по особому сигналу.