Читаем В гору полностью

— Дедушка! — радостно воскликнул Озол.

— Ну, ну! Я еще не могу забыть смерти Дзидрини. А что не забыто, то не прощено. Пусть некоторые и ругают большевиков, я и сам иногда ворчу из-за непорядков, но не хочу, чтобы с Юритом приключилось то, что случилось с Дзидриней.

Озола тронула дальновидность старика. Он не говорил красивых слов, но сказал то, что постиг своим простым сердцем. Советское государство — это будущность его внука; прочность государства обеспечит спокойную жизнь его любимцу.

В исполкоме Озола ждали хозяин и хозяйка Думиней. Ванаг с ними так и не мог договориться, и они ждали парторга.

— Ах, как хорошо, что мы вас дождались, — заискивающе начала Ирма. — Вы ведь сами были при том, когда мы все вычистили под метелку. Видали, что и семян не оставили. Хорошо, что родственники одолжили, так сумели засеять, иначе в будущем году сами остались бы без хлеба и государству нечего было бы сдавать. Но тут требуют сверх нормы. Ну скажите, где нам взять? Хоть в воду прыгай, нет нам больше житья… — и Ирма всхлипнула, закрыв глаза платочком.

— Если бы требовали картошку или овес, то мы могли бы малость сдать сверх нормы, раз уж такие времена, — заговорил теперь сам Думинь. — С тем, что у нас самих недород, никто не считается… Мы ведь кулаки…

— Дети кулаков пусть отбросы едят, они ведь хуже, щенят, — поддержала Ирма мужа.

— Перестаньте наконец скулить и притворяться! — не стерпел Ванаг. — Я у вас работал, знаю, какие отбросы: ваши дети едят и каким жарким вы батраков кормите.

Думини сделали вид, что не слышали, и продолжали наступление на Озола.

— Скажите, что же нам делать? С сумой по миру идти? Или воровать? — не унималась Ирма.

— В будущем году, наверно, в своем доме не удержимся, надо будет сказать, пусть волость забирает. Пусть отдаст тем, у кого по два колоса на соломине родятся, — с наигранной горечью говорил Думинь.

— Знаете что, — сказал Озол, не глядя на них, — идите домой и везите овес.

Думини, удивленные, переглянулись. Они приготовились к многочасовому спору с Озолом, запасли богатый арсенал слов, стонов и слез, но он остался неизрасходованным.

Проворно, словно боясь, что Озол может передумать, они выскользнули вон.

— Легко ты их отпустил, — сказал Ванаг недовольно.

— На этот раз мною овладело такое отвращение, что дыхание захватило.

— Как же ты справишься с Дудумом? Только что Лайвинь сообщил, что тот начал очередное сопротивление. У меня больше не хватает сил. Сегодня уж с тремя выдержал борьбу, не считая Думиней, — устало рассказывал Ванаг.

— С Густом говорить буду я. Право, мы, как в сказке, с драконами боремся. Одну голову отрубишь, вместо нее сразу же другая вырастает, — усмехнулся Озол.

Озол говорил с Густом в тот же день.

— Какое мне дело до того, что в России неурожай? — Густ сразу принял позу нападающего. — Вы вот все пишете да говорите, что Латвия — независимое государство. Какая же это независимость?..

— Подумайте головой, уважаемый господин Дудум! Тогда вы поймете, что Латвия в этом году не может ждать такой помощи от остальных советских республик, как в прошлом и позапрошлом году, — вспылил Озол.

— Мне их помощь не нужна, — резко ответил Густ.

— Едва ли вы обойдетесь без их помощи. Ту же соль, которую употребляете ежедневно, в своей земле вы не выкопаете, копайте хоть до сердцевины земного шара. И как бы вы ни плевались на все, что приходит из Советской страны, свинина без соли все же несъедобна. Обыкновенного гвоздя вы из своей земли не извлечете, придется обращаться за помощью к другим республикам, уже не говоря о машинах. Те времена, Дудум, когда вы отрывали кусок у трудящихся, прошли. Вам было дано достаточно времени, чтобы подумать. Но еще не видно, чтобы вы это начали делать. — Озол строго посмотрел Густу в лицо, на котором подергивались все мышцы и дрожали светлые усы.

— А если я этого не желаю? — Густ вызывающе посмотрел на Озола.

— Тем хуже для вас. История из-за этого не остановится, она может отбросить вас, как мусор.

— Вы мне угрожаете ссылкой? Тюрьмой? — заволновался Густ.

— Я не угрожаю. Мне незачем угрожать. Угрожают только слабые. Вы думаете, что раз Советская власть терпит таких, как вы, то она слаба? Таким наивным вы вовсе не кажетесь. Если мы справились с миллионными армиями фашистов, то такие отдельные фашистики нам вовсе не страшны. Вот как мы смотрим на вас. И требуем от вас лишь одного — вы не должны мешать нашему государству скорее залечивать раны, нанесенные вашими собратьями. Вы, один человек, намерены съесть урожай с тридцати гектаров, а остальные пусть голодают? Городской рабочий пусть с голодным желудком производит товары, необходимые его величеству Густу Последнему? Такова ваша логика. Отвыкайте от мысли, что все делается для вас, а не для трудового народа. Смотрите, как бы вы не попали в лагерь его активных врагов. И тогда трудовой народ будет  в ы н у ж д е н  столкнуть вас с дороги, как Саркалиса.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Пятьдесят лет советского романа»

Проданные годы [Роман в новеллах]
Проданные годы [Роман в новеллах]

«Я хорошо еще с детства знал героев романа "Проданные годы". Однако, приступая к его написанию, я понял: мне надо увидеть их снова, увидеть реальных, живых, во плоти и крови. Увидеть, какими они стали теперь, пройдя долгий жизненный путь со своим народом.В отдаленном районе республики разыскал я своего Ализаса, который в "Проданных годах" сошел с ума от кулацких побоев. Не физическая боль сломила тогда его — что значит физическая боль для пастушка, детство которого было столь безрадостным! Ализас лишился рассудка из-за того, что оскорбили его человеческое достоинство, унизили его в глазах людей и прежде всего в глазах любимой девушки Аквнли. И вот я его увидел. Крепкая крестьянская натура взяла свое, он здоров теперь, нынешняя жизнь вернула ему человеческое достоинство, веру в себя. Работает Ализас в колхозе, считается лучшим столяром, это один из самых уважаемых людей в округе. Нашел я и Аквилю, тоже в колхозе, только в другом районе республики. Все ее дети получили высшее образование, стали врачами, инженерами, агрономами. В день ее рождения они собираются в родном доме и низко склоняют голову перед ней, некогда забитой батрачкой, пасшей кулацкий скот. В другом районе нашел я Стяпукаса, работает он бригадиром и поет совсем не ту песню, что певал в годы моего детства. Отыскал я и батрака Пятраса, несшего свет революции в темную литовскую деревню. Теперь он председатель одного из лучших колхозов республики. Герой Социалистического Труда… Обнялись мы с ним, расцеловались, вспомнили детство, смахнули слезу. И тут я внезапно понял: можно приниматься за роман. Уже можно. Теперь получится».Ю. Балтушис

Юозас Каролевич Балтушис

Проза / Советская классическая проза

Похожие книги

Мальчишник
Мальчишник

Новая книга свердловского писателя. Действие вошедших в нее повестей и рассказов развертывается в наши дни на Уральском Севере.Человек на Севере, жизнь и труд северян — одна из стержневых тем творчества свердловского писателя Владислава Николаева, автора книг «Свистящий ветер», «Маршальский жезл», «Две путины» и многих других. Верен он северной теме и в новой своей повести «Мальчишник», герои которой путешествуют по Полярному Уралу. Но это не только рассказ о летнем путешествии, о северной природе, это и повесть-воспоминание, повесть-раздумье умудренного жизнью человека о людских судьбах, о дне вчерашнем и дне сегодняшнем.На Уральском Севере происходит действие и других вошедших в книгу произведений — повести «Шестеро», рассказов «На реке» и «Пятиречье». Эти вещи ранее уже публиковались, но автор основательно поработал над ними, готовя к новому изданию.

Владислав Николаевич Николаев

Советская классическая проза
Жестокий век
Жестокий век

Библиотека проекта «История Российского Государства» – это рекомендованные Борисом Акуниным лучшие памятники мировой литературы, в которых отражена биография нашей страны, от самых ее истоков.Исторический роман «Жестокий век» – это красочное полотно жизни монголов в конце ХII – начале XIII века. Молниеносные степные переходы, дымы кочевий, необузданная вольная жизнь, где неразлучны смертельная опасность и удача… Войско гениального полководца и чудовища Чингисхана, подобно огнедышащей вулканической лаве, сметало на своем пути все живое: истребляло племена и народы, превращало в пепел цветущие цивилизации. Желание Чингисхана, вершителя этого жесточайшего абсурда, стать единственным правителем Вселенной, толкало его к новым и новым кровавым завоевательным походам…

Исай Калистратович Калашников

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза