Читаем В гору полностью

На следующий день Озол пошел к Лидумам. Он впервые после неудачного сватовства Эрика внимательнее всмотрелся в его лицо и увидел в нем новые, более твердые черты; серые глаза Эрика посерьезнели.

Когда зашел разговор о колхозе, Эрик заметно оживился, собираясь что-то сказать, но Озол сделал ошибку, полушутя, полусерьезно заметив:

— Правда, Мирдза напророчила, что мое посещение будет напрасным. Я все же не поверил ей.

Он тут же пожалел, что сказал это — лицо Эрика дрогнуло, губы плотно сжались, глаза похолодели.

— Тут судить матери, — холодно произнес он. — Я здесь всего лишь ее сын.

— По-моему, вряд ли что путное получится в этих колхозах, — глядя куда-то вдаль, заметила Лидумиете. — Ведь еще в старые времена говорили: «своя рубашка ближе к телу».

— То были старые времена и старые люди, — доказывал Озол. — Нынче мы говорим иначе! Говорим словами Арайса-Берце: «Сила, не ощутимая в капле, становится могучей в море».

— Это так писатели учат, но разве все в жизни бывает, как в книгах, — недоверчиво протянула Лидумиете. — Я не против совместной обработки земли. Эрик говорит, что кроме артели могут быть и такие общества.

Озол посмотрел на Эрика, удивляясь, что этот тихий парень интересуется формами коллективного труда.

— С землей можно по-всякому, — если вспашешь, удобришь, засеешь, хорошо проборонишь, никуда она не денется, — продолжала Лидумиете. — Другое дело со скотиной. К ней нужно подойти с любовью.

— Но разве в колхозе нельзя за скотом с любовью ухаживать? — прервал ее Озол.

— Да кто же станет заботиться о том, что не его? Подбросит чего-нибудь — и бог с ней, с этой скотиной, — махнула она рукой.

— Почему вы думаете, что в колхозе доярки будут ненавидеть скот? — удивился Озол. — Скажите, если бы вам доверили колхозную животноводческую ферму, разве вы допустили бы, чтобы скотину морили голодом и как следует не доили бы?

— Нет, этого я, право, не могла бы допустить. Тогда я бы уж лучше ушла, — живо ответила Лидумиете.

— Неправильно. Не самой уходить, а гнать с фермы бездельников! — воскликнул Озол. — Я верю, что вы честно ухаживали бы и за общим скотом. Но почему вы не верите, что и другие, например, Мария Перкон или жена Лауска, поступили бы так же?

— Может и так, чего там спорить, — допустила Лидумиете. — Но мне все же кажется, что в артели все перепутается. Не будешь знать, что твое, что не твое.

— Я ведь вас не приневоливаю, — Озолу казалось, что эту женщину будет трудно переубедить. — Поступайте, как сами считаете лучше. У вас еще есть время, чтобы обдумать и присоединиться к нам. В январе у нас будет собрание, на котором каждый даст окончательный ответ.

Во время разговора Эрик, наморщив лоб, смотрел в окно. Поняв, что Озол собирается уходить, он обернулся и спросил:

— Скажите, в колхоз принимают таких, у кого нет своей земли?

— Почему же нет, — ответил Озол, — Принимают. Выделяют полгектара земли в личное пользование, как и остальным. Помогают дом построить, обзавестись коровами.

Эрик ни о чем больше не спросил, и Озол простился, не подозревая о настроении юноши. Лидумиете, тяжело вздохнув, пошла к скотине. Эрик зашел в свою комнату и хотел замкнуть дверь, но передумал и оставил ее открытой. Никто ведь не зайдет. А если бы и зашел? В его мозг никто не проникнет, никто не будет и подозревать, какой водоворот мыслей и чувств вызвала одна единственная фраза Озола о пророчестве Мирдзы, что Лидумам и не стоит предлагать вступать в артель.

Почему Мирдза так сказала, почему она не могла первой по-дружески поговорить с ним? Неужели она вместо прежнего чувства испытывает к нему только презрение? И снова он принялся распутывать тысячу узелков, которые начали завязываться после встречи с Мирдзой в госпитале, где он лечил раненую руку. Теперь, когда он разглядывал в зеркале нынешнего дня свое прежнее «я», ему казалось ненавистным это глупое, наивное лицо. Но раньше Эрик не понимал и даже не подозревал, каким он выглядел в глазах Мирдзы, и также не сумел понять ее истинный характер. Она казалась ему милой, задорной девушкой, которая от избытка молодой энергии ищет общественной работы, немножко бравирует в разговорах об окончании средней школы и охотно бы похвасталась женихом-героем. Но когда Мирдза прямо сказала: «Наши шаги не совпадают», он постепенно начал понимать, что Мирдза не только милая, задорная девушка, что в ней есть нечто большее, какое-то неодолимое стремление к высотам, к широким просторам, которых он не мог себе представить.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Пятьдесят лет советского романа»

Проданные годы [Роман в новеллах]
Проданные годы [Роман в новеллах]

«Я хорошо еще с детства знал героев романа "Проданные годы". Однако, приступая к его написанию, я понял: мне надо увидеть их снова, увидеть реальных, живых, во плоти и крови. Увидеть, какими они стали теперь, пройдя долгий жизненный путь со своим народом.В отдаленном районе республики разыскал я своего Ализаса, который в "Проданных годах" сошел с ума от кулацких побоев. Не физическая боль сломила тогда его — что значит физическая боль для пастушка, детство которого было столь безрадостным! Ализас лишился рассудка из-за того, что оскорбили его человеческое достоинство, унизили его в глазах людей и прежде всего в глазах любимой девушки Аквнли. И вот я его увидел. Крепкая крестьянская натура взяла свое, он здоров теперь, нынешняя жизнь вернула ему человеческое достоинство, веру в себя. Работает Ализас в колхозе, считается лучшим столяром, это один из самых уважаемых людей в округе. Нашел я и Аквилю, тоже в колхозе, только в другом районе республики. Все ее дети получили высшее образование, стали врачами, инженерами, агрономами. В день ее рождения они собираются в родном доме и низко склоняют голову перед ней, некогда забитой батрачкой, пасшей кулацкий скот. В другом районе нашел я Стяпукаса, работает он бригадиром и поет совсем не ту песню, что певал в годы моего детства. Отыскал я и батрака Пятраса, несшего свет революции в темную литовскую деревню. Теперь он председатель одного из лучших колхозов республики. Герой Социалистического Труда… Обнялись мы с ним, расцеловались, вспомнили детство, смахнули слезу. И тут я внезапно понял: можно приниматься за роман. Уже можно. Теперь получится».Ю. Балтушис

Юозас Каролевич Балтушис

Проза / Советская классическая проза

Похожие книги

Мальчишник
Мальчишник

Новая книга свердловского писателя. Действие вошедших в нее повестей и рассказов развертывается в наши дни на Уральском Севере.Человек на Севере, жизнь и труд северян — одна из стержневых тем творчества свердловского писателя Владислава Николаева, автора книг «Свистящий ветер», «Маршальский жезл», «Две путины» и многих других. Верен он северной теме и в новой своей повести «Мальчишник», герои которой путешествуют по Полярному Уралу. Но это не только рассказ о летнем путешествии, о северной природе, это и повесть-воспоминание, повесть-раздумье умудренного жизнью человека о людских судьбах, о дне вчерашнем и дне сегодняшнем.На Уральском Севере происходит действие и других вошедших в книгу произведений — повести «Шестеро», рассказов «На реке» и «Пятиречье». Эти вещи ранее уже публиковались, но автор основательно поработал над ними, готовя к новому изданию.

Владислав Николаевич Николаев

Советская классическая проза
Жестокий век
Жестокий век

Библиотека проекта «История Российского Государства» – это рекомендованные Борисом Акуниным лучшие памятники мировой литературы, в которых отражена биография нашей страны, от самых ее истоков.Исторический роман «Жестокий век» – это красочное полотно жизни монголов в конце ХII – начале XIII века. Молниеносные степные переходы, дымы кочевий, необузданная вольная жизнь, где неразлучны смертельная опасность и удача… Войско гениального полководца и чудовища Чингисхана, подобно огнедышащей вулканической лаве, сметало на своем пути все живое: истребляло племена и народы, превращало в пепел цветущие цивилизации. Желание Чингисхана, вершителя этого жесточайшего абсурда, стать единственным правителем Вселенной, толкало его к новым и новым кровавым завоевательным походам…

Исай Калистратович Калашников

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза