В гору

— Иди, сейчас будем ужинать, — Вилюм толкнул Янсона к входу. От прикосновения тот съежился. Руки Вилюма ему казались всегда испачканными кровью. Но все-таки он подчинился ему с первого слова, ибо глаза Вилюма иногда так угрожающе загорались, что внушали страх не только ему, но всем остальным обитателям землянки, считавшим его своим главарем. Он сам возвел себя в чин командира «латышских патриотов» и назначал парней на «охоту», устанавливая, где и что грабить.

Когда Янсон вошел в землянку, карты были убраны и братья Миглы расставляли на столе хлеб, масло, копченую ветчину, сироп из сахарной свеклы. В углу на времянке кипела в котелке вода для чая. Дождавшись возвращения Вилюма, все взяли по ломтю хлеба, намазали маслом и положили сверху большие куски ветчины.

Янсон видел, что Вилюм особенно жирно накладывал масло, почти в толщину ломтя хлеба. Глаза у него блестели от удовлетворения, как у животного, добравшегося до полного корыта.

— Командир, горючего сегодня не выдашь? — спросил Леопольд Мигла.

— Если берешься завтра достать свеженького, то выдам, — ответил Вилюм.

— Будет, — обещал Леопольд. — У нашего старика в баньке дымит. Добыл у спекулянтов очень хорошие дрожжи. Самогон течет, как из вымени.

— Ладно, — согласился Вилюм. — Арнис, подай три бутылки.

Когда на столе появился самогон, оживился и Янсон. Одним глотком он выпил остаток чая и подставил кружку к горлышку бутылки. Он недовольно проглотил слюну, когда Арнис налил ему меньше, чем остальным.

— Ну, так, — Вилюм поднял кружку, — за старые, добрые времена!

Все выпили и крякнули. Янсон выпил молча и ждал минуты опьянения. После второй кружки в голове и по телу разлилась приятная теплота и лицо Вилюма уже не казалось таким противным.

— Кто завтра вечером пойдет со мной? — многозначительно спросил Леопольд Мигла.

— Возьми Силиса, он может много нести, — распорядился Вилюм.

— На этот раз придется не только нести, — пренебрежительно махнул Леопольд рукой. — Сок надо пустить.

— Кому же? — равнодушно спросил Вилюм.

— Старой Ванадзиене, — бросил Леопольд, словно козырь.

— Стоит ли возиться с такой гнилью? — проворчал Вилюм.

— Ну, знаешь, — Леопольд побагровел. — Эта старуха слишком обнаглела. Ей отмерили пятнадцать гектаров земли моего старика. Не какой-нибудь, а с того поля, где мы пшеницу сеяли. Из нашего хлева ей дали лошадь и корову. Думаешь, эта ведьма выбрать не сумела. Из племенных взяла. Я ей глотку сдавлю, чтобы подавилась!

— Как знаешь! — ответил Вилюм. — Но без шума. И заберите все ее барахло, чтобы походило на ограбление.

— Не учи, сам знаю! — хвастливо выкрикнул Леопольд. — Не скупись, выставь еще три бутылки. Завтра ночью пополню. У старика банька дымит! Уж только поэтому нужно убрать эту бабу. Начала нос совать, куда не следует. Грозилась пожаловаться на нашего старика, что гонит самогон.

— Наденьте форму, — крикнул Вилюм, откупоривая новую бутылку.

— Сам знаю! — разошелся Леопольд. — У «товарищей» на счету одним грехом больше будет. Именно ее, больше всех ждавшую, мы и щелкнем.

— Это ты, действительно, умно придумал — с формой красных, — похвалил Гребер Вилюма. — Подумай, какое смятение это вызовет среди жителей. Некоторые ждали их, как бог весть каких спасителей, а они грабят. Ха-ха-ха! — захохотал он.

— Помните, как тогда у Лидумиете! — поддержал Готфрид. — Она бормочет: «У меня сын в Красной Армии, товарищ! Что же это вы?» А мы говорим: «Если у тебя сын в армии, то тебе для нас ничего не должно быть жалко. Если сами не возьмем, то умрем с голоду. И твой сын, если грабить не будет, скоро ноги протянет». Всплакнула старуха и говорит: «Ну тогда берите. Если встретите моего Эрика, и с ним поделитесь».

— Друзья! За эту шутку стоит выпить до дна! — орал Вилюм, как подраненный бык.

— Только оставьте на похмелье.

— Виват! Виват! — загалдели братья Миглы и Гребер.

Янсон больше не может усидеть. То он опускается на бок или склоняется на стол, то его голова бессильно валится назад. Он уже не может понять, сколько человек за столом. Кажется, что сидят двое Вилюмов, как две капли воды похожих друг на друга и двигающихся, словно по команде — куда один, туда и другой. И Леопольдов двое, и других тоже, целая толпа людей сидит и рычит, и все они, как опереточные двойники, делают одинаковые движения. Что сказала бы Эльза, если бы увидела его в такой компании?

— Эльзинь! — выкрикивает он. — Эльзинь, спаси меня!

— Он совсем наклюкался, — говорит кто-то. Двое покачивающихся людей берут Янсона — один за голову, другой за ноги — и бросают, как мешок, на нары.

— У Эльзы теперь другой хахаль… — слышит он.

— Замолчи, чего мучаешь больного человека! — упрекает его Силис.

— Такую женщину надо было в яму бросить, — бормочет Вилюм, — вместе с жидовками. Мы раздевали их догола. Они выглядели, как Ева в раю. У одной был ребенок. Со светлыми волосами и голубыми глазами. Как васильки весной.

— Вилюм, Вилюм, будем говорить о чем-нибудь другом, — пытается Гребер переменить разговор. — Пусть они гниют, нечего о них вспоминать.