В гору

— Тише, тише, дорогушка, — шепелявил Рудис, небрежно жуя папиросу. — Хотел бы я послушать, что ты скажешь своей десятидворке о лесных работах.

— Как что скажу? — удивилась Мирдза. — Раз дрова нужны и наше правительство призывает нас заготовить их, так мне особенно и раздумывать нечего.

— Но старики будут недовольны. Скажут, пусть рубят те, кому надо, — ухмыльнулся Рудис.

— Кулаки сейчас многим недовольны, только не запугают они нас.

— А что ты будешь делать со старухами, которые одни остались дома? — продолжал Рудис.

Мирдза смутилась. Она себе представила мать Эрика, с горя совсем больную. Какой из нее лесоруб? Рудис воспользовался ее смущением:

— Эге, ну вот, поговори на языке комсомольцев!

— Ладно, буду говорить, — резко ответила Мирдза, уже придумав, что сказать. — Осенью во время нашей общей работы мы многое сумели сделать. Попробуем и теперь.

— Кому охота ковыряться в лесу в такой холод? Это не то, что у молотилки, там — как на свадьбе гуляешь. — Рудис в знак сомнения покачал головой.

— Не мерь всех на свой аршин, — Мирдзе хотелось осадить хвастуна.

— Ну, ладно, ладно, в конце концов, это твое дело, как ты с ними договоришься, — сказал Рудис, бросив окурок на пол. — Вот разверстка, сколько каждому двору надо вырубить. Лесосека в Гарупском бору.

— Как в Гарупском бору? — не поняла Мирдза. — Но это ведь от нас в пятнадцати километрах.

— Приблизительно, — равнодушно подтвердил Рудис.

— А разве в наших лесах в этом году не будут рубить? — спросила Мирдза.

— Уже выделено волости, что за соседней.

— Чего они там дурачатся? — возмутилась Мирдза. — Мы будем ходить через соседнюю волость в Гарупский лес, а они пойдут к нам?

— Вот, вот! — засмеялся Рудис. — Теперь и ты заговорила на двух языках. Я думаю, ты людям не скажешь, что Советская власть дурачится? Или скажешь?

— Я пойду в исполком и скажу, чтобы не дурили, вот кому я скажу! — Мирдза была готова бороться.

— Побереги свою обувь, неизвестно, когда наживешь новую, — язвительно усмехнулся Рудис. — Лесосеки не исполком распределяет, а лесничество. Мы не можем изменить их планы и графики.

— Ну, знаешь, тогда там тоже сидят шляпы, а не головы. — Мирдза не могла совладать с гневом.

— Сидят советские работники, как и во всех учреждениях, — снова ухмыльнулся Рудис.

Мирдзе хотелось поспорить, но она поняла, что не с Рудисом надо говорить о таких вещах. Лучше пусть поскорее убирается восвояси и не злит ее. Как такой смеет быть комсомольцем! О нем она тоже поговорит в городе.

— Скоро ли начнутся эти лесные работы? — спросила мать.

Мирдза посмотрела на бумажку.

«Снабжение фронта и тыла требует, чтобы лесозаготовки были начаты немедленно и окончены по возможности скорее…»

— Надо начинать немедленно, — живо отозвалась Мирдза.

Она внимательно прочитала циркуляр до конца, в нем говорилось, что срочно требуются шпалы для восстановления железных дорог, нужны дрова для паровозов, заводов, для отопления школ и квартир рабочих. А Рудис еще смеет с пренебрежением отзываться об этой работе, словно ее надо было делать для удовлетворения прихотей каких-то избалованных горожан. Поезда должны спешить на фронт, рабочие с таким трудом восстанавливают заводы из развалин, пускают их в ход и борются с нехваткой топлива, а до́ма отогреваются своим дыханием, но для Рудиса лесные работы — это «нарубить дровишек горожанам».

Снова поскучали. Вернулся Рудис и, приоткрыв дверь, передал Мирдзе письмо:

— Забыл отдать, — сказал он и сейчас же ушел.

В первое мгновение Мирдза покраснела. Письмо! Наверное, от Эрика! Но это была всего лишь записка, сложенная треугольником, без почтового штемпеля, без адреса, только с надписью: Мирдзе Озол. Почерк был Зенты.

«Здравствуй Мирдза! — писала Зента. — Сегодня ты получишь извещение об организации лесных работ. Постарайся не откладывать ни на один день. Наша волость и без того опоздала, так как сообщение на почте почему-то завалялось. Надеюсь, что тебе удастся раскачать твоих людей. С приветом — Зента».

«Не мешкать ни одного дня, — подумала Мирдза, — это значит не попасть в город. Как это некстати. Именно, когда хотелось сейчас же поговорить с кем-нибудь, должна же была случиться такая помеха».

А если она все же поедет? Каждый день может выпасть снег, и тогда ей не добраться в такую даль. Если уж с лесными работами все равно задержались, то несколько лишних дней не имеют значения.

И все-таки. Работать в лесу легче, когда снег не сыплется за ворот. И что скажут люди, к которым она собирается ехать? Первым делом они спросят, что сделано в лесу.