В гостях у Берроуза. Американская повесть

Томас сказал, что я русский художник, страстно желающий повидаться с автором «Городов красной ночи».

Грауэрхольц кивнул и дал мне руку:

– Come in please.

О боже!

Мы прошли в холл, где стоял буфет, стеллаж с книгами, обеденный стол и журнальный столик.

Комната смотрелась слегка халтурно.

В ней витал запах кошачьей мочи: застарелая, набегающая волнами амбра.

Грауэрхольц предложил нам выпить, а сам куда-то смылся.

7

Около часа мы сидели с Томасом и сосали из горлышек пиво.

Я, конечно, подошёл к стеллажу и поглядел на стоявшее там чтиво.

У Берроуза были разные книги: по медицине, по древним цивилизациям, по ядовитым змеям и насекомым, по преступлениям и необычным психическим феноменам, по лекарственным растениям, по галлюциногенам, по неопознанным летающим объектам, по холодному и огнестрельному оружию разного рода.

Pulp fiction в цветных обложках: детективы, фантастика, книжки про монстров, истории об эпидемиях и катастрофах.

Из «серьёзных» писателей я заметил роман Нормана Мейлера «Вечера в древности» и биографию Жана Жене, написанную Эдмундом Уайтом.

Ещё была эзотерическая и популярная литература об умирании и смерти.

На стенах висела кое-какая живопись, офорты.

Одна работа представляла собой деревянную пластину с пулевыми дырами и всполохами краски.

Это был образчик gunshot paintings – художественной техники, практикуемой Берроузом в последние годы его жизни.

На буфете виднелись статуэтки: деревянная змея, каменный скорпион и глиняный хамелеончик.

Из ведра в углу торчали кии, биты и трости.

8

Томас сказал:

– Давай выпьем чего-нибудь покрепче.

Я не знал, что ему ответить.

Я уже и так напился.

Я ждал Берроуза, но он не появлялся.

Я подумал: «А может, мне всё это снится?»

Томас сходил на кухню и принёс бутылку виски и два стакана.

И мы выпили с ним, а потом повторили…

9

И вдруг появился Берроуз.

Он вошёл неслышно, как дикий зверь, и крикнул:

– Я слышал, у нас в гостях русский! А у меня был кот по имени Руски!

Он был очень худ и совершенно развинчен.

Он сутулился, и у него дрожали руки.

Зелёная куртка военного образца на нём болталась.

Светлые штаны провисали на заду и коленях.

Тяжёлые коричневые ботинки топотали, словно на марше.

Его одежда была отчасти рабочего, отчасти армейского типа – никаких элегантных костюмов-троек, никаких галстуков, как на известных фото.

Ну а без одежды он выглядел бы как скульптура Джакометти – с одним важным отличием: фигуры Джакометти не имеют револьверов.

А в руке у Берроуза был кольт с коротким толстым дулом.

– My name is Charles Baudelaire! – крикнул он. – Привет из Ада!

Он прицелился в Томаса, но вместо того, чтобы стрелять, рассмеялся и спрятал кольт в кармане.

10

Он подошёл ко мне:

– Так это ты русский?

Я поднялся со стула, чтобы дать ему руку.

Но – боже правый! – мои ноги мне изменили: я слишком много выпил за день и был слишком на взводе.

Вместо того, чтобы приветствовать Берроуза, я упал перед ним на колени и стукнулся башкой о его ноги.

Какой ужас!

11

Я поспешно вскочил и смущённо хихикнул.

Но Берроуз сделал вид, что ничего не случилось.

Он подал мне сухую тёплую руку.

– Меня зовут Уильям, – сказал он. – Всем, что у меня есть, я обязан Брайону Гайсину. The only man I have ever respected.

С этими словами он опустился в кресло.

12

Что один смертный может знать о другом смертном?

Да ничего, пожалуй.

Передо мной сидел иссушенный старик, чьи кости были почти свободны от мяса, а кожа напоминала бензинную плёнку на луже.

Он прожил жизнь, в которой чего только не случилось.

А теперь он ждал смерти, готовился к могиле.

Но что он реально чувствовал, думал?

В тот самый момент, когда сидел передо мной в кресле?

Может, он уже умер?

Или ещё не родился?

После позднего старта в тридцать пять лет его не оставляло желание писать и печатать книги.

Всё, что он думал и чувствовал, было там, на этих страницах.

Но я всё равно ничего не знал, не мог проникнуть в его чувства.

Как он сам сказал, цитируя Верлена: «My past was an evil river».

А его настоящее было для меня тёмным провалом.

13

Короче, я совсем растерялся в присутствии этого мощного старика и гиганта мысли, смахивающего на вооружённого наркомана в распаде.

Я всматривался в его изнурённые черты, как в письмо драгоценной иконы.

Его лицо было совершенно таким, как на фотографиях и в документальных фильмах: породистое лицо белого человека, возжелавшего покорить мир и долго шедшего к этой цели.

Так долго, что ему это надоело.

Так долго, что эта цель измучила его и стала ненужной.

Так долго, что на пути к этой цели он узнал много такого, что его охладило и ужаснуло, но он всё равно продолжал ползти, потому что не знал, что ещё делать.

Как говорил сам Берроуз, в нём жил Мерзкий Дух, от которого он так и не смог избавиться, хотя очень старался и даже обратился по этому поводу к индейскому шаману из племени навахо.

Шаман изгонял из него Мерзкого Духа, стоя перед костром, разведённым в вигваме, изгонял несколько долгих часов, пока Берроуза чуть не хватила кондрашка, а шаман изнемог и потерял голос.

Но, судя по всему, Мерзкий Дух из него так и не вышел.

А может, и вышел – про это знали только Дух и Берроуз.