В гостях у дедушки и бабушки (Сборник рассказов)

— Горькая была моя жизнь, когда я была ещё молодою, — продолжала она. — Когда Егор Михайлович только в писарях были, было ещё ничего; а как сделал их граф, Царство ему Небесное, управляющим, тут и настало моё горе. Начали Егор Михайлович надо мною мудровать. Возгордились и запретили мне с деревенскими бабами знаться и с подругами балакать. И стала я всё одна да одна и в слободу ходить не смею. Сижу в хате, как в остроге. Которая подруга ко мне прибежит по-старому покалякать, а они в шею… Засосала моё сердце тоска. Не могу одна быть, да и только. И стала я обманывать. Как Егор Михайлович в поле или в объезде, так я сейчас тайком в слободу, к подружкам душу отвести. Приехали раз Егор Михайлович с объезда и не застали меня дома. Рассердились и поехали по слободе меня искать. Нашли меня у Пересадихи, схватили за косу и поволокли домой. Они верхом едут, а я пешком за ними бегу. А они всё погоняют кнутом: раз по лошади, а раз по мне… Две недели я тогда больная вылежала…

— Не говорите лучше, бабушка, — сморщился нервно Антоша. — Это что-то ужасное…

— Неужели дедушке все его жестокости сходили с рук? — спросил я.

— Нет, бывали злые люди и против них.

Один раз — давно уже это было — пришли они домой побитые и на себя не похожи. Вся голова и всё лицо в перьях, и глаз не видать. Какие-то злодеи вымазали им голову смолою и обваляли в перьях… Уж я их мыла, мыла… И горячей водою, и щёлоком… Два гребешка сломала… А то ещё в другой раз…

Ефросинья Емельяновна вдруг оборвала, быстро поднялась со ступеньки и торопливо проговорила:

— Егор Михайлович из Крепкой от обедни едут. Надо, чтобы всё было готово, а то будет лихо…

Она ушла. На дворе показалась повозка, на которой восседал дедушка, одетый в свой парадный костюм. Он слез, бросил вожжи подоспевшему Макару и направился прямо к низенькому столику, на котором в тени хатки уже кипел начищенный самоварчик. Ефросинья Емельяновна уже суетилась.

— Бог милости прислал, — сказал дедушка и выложил из кармана на стол просфору.

Но на лице у него было написано, что он не в духе и даже как будто бы раздражён.

За чаем из разных отрывочных слов, намёков и недомолвок выяснилось, что он потерпел неудачу. После обедни он прямо из церкви отправился к графине, поздравить с праздником и отдать словесный отчёт, но графиня не приняла его, ссылаясь на мигрень; а между тем он сам, собственными глазами видел, как графиня, вместе с дочерью-княгиней, прогуливались по дорожке парка, и обе нюхали какие-то красные цветы из оранжереи. Потерпев неудачу, он отправился к управляющему, Ивану Петровичу, в надежде выпить рюмку водки и заморить червячка, но Иван Петрович, пользуясь праздничной свободой, ещё с пяти часов утра уехал в гости к своему куму за двадцать вёрст. Егор Михайлович сунулся было к отцу Иоанну, но оказалось, что тот, едва успев разоблачиться и наскоро проглотить стакан чаю, спешно уехал к соседнему помещику крестить…

Все эти неудачи Егор Михайлович приписывал чьим-то коварным проискам.

Обед прошёл пасмурно, без разговоров и всё с теми же несчастными голубями, которые успели уже приесться. После обеда дедушка и бабушка завалились спать, а мы пошли на реку и от нечего делать закинули удочки.

В кустах что-то зашелестело и завозилось и затем послышался знакомый весёлый голос:

— Я вам сказал, панычи, что приду в воскресенье к вам в гости — и пришёл.

Мы оглянулись. Из кустов вылез Ефим.

На лице его светилась широчайшая улыбка во весь рот. Он был трезв.

— А! Ефим! — обрадовались мы. — Здравствуй. Ну как там у вас?

— Ничего, слава Богу. Василий Григорьич вам кланяется.

— Какой Василий Григорьевич?

— А машинист… Забыли разве?

— Мы и не знали, что его зовут Василием Григорьевичем. Ну что он, как?

— Ничего. Жинка его три дня в чулане держала, и теперь он тверёзый. Всё к графине с докладом насчёт винта собирается, да жинка ещё не выпускает из хаты; боится, как бы вы не рассказали про нашу дорогу дедушке. Дедушка ваш сейчас же графине наябедничает, и ему достанется.

— Успокой его, Ефим. Скажи, что мы никому не говорили и не скажем ни слова.

— Ну вот спасибо… А знаете, панычи, зачем я сюда пришёл? Тут дивчина одна есть. За нею пару волов дают. Я было послал к ней сватов, а её батько тех сватов по потылице выпроводил. Так я и хожу каждое воскресенье с тою дивчиною повидаться. Хорошая дивчина и дуже красивая… Ну, прощайте. Побегу в слободу её искать.

И скрылся. Мы позавидовали ему. Он был жизнерадостен и счастлив, а нам было скучно, и мы не знали, куда девать себя.

XII