В гостях у дедушки и бабушки (Сборник рассказов)

Сказано — сделано. Слетать в дом за простынёю было делом одной минуты. Ещё через минуту оба мы были уже по пояс в воде и, держа простыню за углы, бродили по реке взад и вперёд. Но как ни старались, ничего у нас не выходило. Время подходило к полудню, и солнце палило наши обнажённые тела жестоко, но, несмотря на это, нам было весело. Веселье, однако ж, было омрачено появлением дедушки, который, увидев нас за нашим занятием, страшно разбранился. Мне, как коноводу, досталось особенно, и по моему адресу была произнесена лестная фраза:

— Учёный дурак! Что, у вас из вашей гимназии все такие же учёные дураки, как и ты, выходят? Идите обедать.

За обедом дедушка рассказывал бабушке, якобы иносказательно, как некоторые учёные и умные люди портят чистые простыни, употребляя вместо бредня. Я молчал и дулся, а Антоша исподтишка ехидничал и дразнил меня, выпячивая нижнюю губу и гримасничая. Я не выдержал и прыснул. Егор Михайлович, приняв этот смех на свой счёт, обиделся и страшно рассердился и раскричался:

— Ты осёл! Ты бык! Ты верблюд! Не уважаешь старших! Ты…

Дедушка перебрал целый зверинец. За эту услугу Антоша получил от меня шлепка по затылку.

Вечером мы с Антошей были свидетелями довольно своеобразной сцены. Перед закатом солнца дедушка Егор Михайлович куда-то исчез, а у бабушки, как у большинства простоватых и недалёких людей, появилось на лице какое-то особенное, таинственное выражение. Её глаза, рот и все морщины вокруг губ как будто хотели сказать: «Я знаю кое-что секретное, но, хоть убей, не скажу… Никому в мире не скажу».

Мы с Антошей недоумевали. По мере того как солнце закатывалось за далёкий край степи, во дворе стали появляться загорелые и усталые косари и разные другие рабочие. Они сбивались в кучу и подходили то поодиночке, то группами к хате, в которой жили дедушка и бабушка, заглядывали в окна и в двери и спрашивали:

— Чи скоро управляющий выйде?

Бабушка Ефросинья Емельяновна всё с тем же загадочным выражением на лице копошилась у стола с кипевшим самоваром и отвечала:

— Егор Михайлович в Крепкую поехали.

— А мабудь (может быть), вы, стара, брешете?

— Чего мне брехать? Поехали к графине за деньгами, — повторяла бабушка.

Рабочие вглядывались в её лицо и начинали сомневаться ещё более.

— На чём вiн поихав (на чём он поехал)? — допытывались они.

— А на бiгунцах (беговых дрожках), — уверенно отвечала бабушка.

— Хто ж ёго повiз (кто его повёз)?

— Макарка.

Из группы отделился один из косарей и направился в конюшню. Через несколько минут он вернулся и выпалил бабушке прямо в лицо:

— Да и здорово же ты, стара, брешешь!

И бiгунцы стоят на своём мiстi, и Макарка люльку сосе (трубку сосёт).

— Отчепись (отстань)! Уехали к графине — и шабаш, — досадливо отбояривалась бабушка.

В среде косарей начался сперва глухой, а потом уже и явный ропот. Упоминалось о гаспиде и об антихристе. Наконец один из наиболее храбрых и настойчивых подступил к бабушке вплотную и потребовал:

— Давай, стара, расчёт. Сегодня суббота.

Давай наши гроши!

— А где я вам возьму? Разве же я — управляющий? — крикнула Ефросинья Емельяновна. — Идите к управляющему.

— Управляющий где-нибудь заховался (запрятался). Говори, стара, где вин заховался?

— Отчепись, окаянный!..

Началась перебранка, тянувшаяся добрых десять минут. Бабушка уверяла, что Егор Михайлович в Крепкой, а косари стояли на том, что он спрятался, чтобы не отдать денег, заработанных за неделю. Рабочие грозили, и притом так энергично, что мы, братья, слушая их в стороне, не на шутку струхнули. Нам казалось, что если дедушка приедет без денег, то от его хатки останутся одни только щепки… Наобещав бабушке всевозможных ужасов, косари ушли с бранью.

Когда они скрылись, бабушка подошла к двери крохотного чуланчика и спокойно произнесла:

— Егор Михайлович, выходите. Ушли…

Спрашивать у дедушки и у бабушки причину их загадочного поведения мы не дерзнули, но на другой день беспалый Макар объяснил всё.

— У нас так всегда ведётся, — сказал он по-хохлацки. — Как суббота, так аспид и спрячется, чтобы не платить денег. Он по опыту знает, что лишь только косари и рабочие получат деньги, то сейчас разбегутся, а других не найдёшь. Работа в поле и встанет. А как аспид денег не даёт, то они поневоле ещё на неделю останутся. За такие дела ему уже доставалось. Ему и смолою голову мазали, и тестом вымазывали, и всякие неприятности ему выделывали. Раз ночью он шёл домой от попа, а парубки перетянули поперёк дороги бечёвку. Он споткнулся и упал. А хлопцы выскочили, надели ему мешок на голову, завязали вокруг шеи и разбежались. Хотел Егор Михайлович подняться, ан глядь, и ноги завязаны. А хлопцы из-за угла ржут, хохочут…

Само собою, мы повествование Макара передали от слова до слова в кузне. Кузнец Мосий мотнул головою и тоном, не допускающим никаких возражений, подтвердил:

— Было, было… Всё это было… Да ещё и будет…

— Как же это дедушка не боится? — спросил наивно Антоша.

— Может быть, и боится. Мы этого не знаем. А может быть, за наши тяжкие грехи и антихрист ему помогает, — философски-глубокомысленно ответил кузнец.

XI