После этих слов он растворился в темноте. Гора в устье гавани загораживала свет со скалы Флагшток, но он знал дорогу слишком хорошо, поэтому не мог ошибиться. Благодаря смелости и уверенности, вскоре он уже стоял над входом в промоину на округлом камне, подточенном снизу волнами, под ним бушевала вода. Здесь он был в относительной безопасности, поскольку изогнутая форма камня отражала удары волн, и несмотря на то, что внизу все бурлило как в кипящем котле, на пятачке вверху было более-менее спокойно. К тому же скала приглушала рев бури, и у Эрика была возможность как всматриваться в воду, так и прислушиваться. Как только он замер в напряженной позе с мотком веревки в руках, ему показалось, что откуда-то снизу донесся приглушенный, но полный отчаяния вопль. Он ответил громогласным криком. Дождавшись очередной вспышки, он бросил один конец веревки в воду, где, как ему показалось, в пене промелькнуло лицо человека. Почувствовав, что веревка натянулась, он понял, что его план сработал, и что было сил закричал:
— Обвяжись веревкой, я тебя вытащу!
Потом переместился немного в сторону, где ближе к краю промоины вода была поспокойнее, и, найдя точку опоры для ног, стал поднимать человека на выступающий над промоиной камень. Когда оставалось подтянуть уже совсем немного, он на мгновение остановился, чтобы собраться с духом и сделать последний рывок. Он уже наклонился вперед чтобы подать руку тому, кого тащил из воды, но в эту секунду небо прорезал очередной электрический разряд. Он ярко осветил лица как спасателя, так и спасаемого.
Эрик Сансон оказался лицом к лицу с Абелем Бегенной, и об их встрече не знал никто кроме них самих… и Господа Бога.
От внезапного волнения Эрик содрогнулся. Надежда, которой он жил последние дни, в мгновение ока исчезла из его сердца. С ненавистью Каина он посмотрел на того, кого только что спас от верной смерти. Он увидел, что лицо Абеля просияло, когда тот понял, кто его спаситель, но это только усилило его ненависть. Поддавшись этому чувству, он выпустил веревку из рук и сделал шаг назад. В следующую секунду проснувшаяся совесть заставила его снова броситься к краю камня и схватить веревку, но было слишком поздно.
Не успев понять, что происходит, Абель с полным отчаяния криком полетел вниз, путаясь в веревке, которая должна была стать его спасением, и черные ревущие волны жадно сомкнулись над ним.
Словно обезумев, Эрик с округлившимися от ужаса глазами стал карабкаться вверх на отвесную скалу, не думая об опасности, и снедаемый лишь одним желанием: как можно быстрее оказаться среди живых людей, чьи слова заглушат продолжавший звенеть в ушах крик летящего в пропасть Абеля. Когда он взобрался на вершину Флагштока, его тут же обступили со всех сторон, и сквозь рев урагана он услышал, что к нему обращается смотритель порта:
— Услышав крик, мы подумали, что это ты сорвался и упал в море! Почему ты так побледнел? А где веревка? Там, внизу, кто-нибудь был?
— Никого там не было, — прокричал он в ответ, не в силах признаться в том, что бросил своего друга в море в том самом месте и при тех же обстоятельствах, при которых тот когда-то спас его самого. Он надеялся, что будет достаточно солгать сейчас один раз, чтобы больше никто и никогда не вспоминал о сегодняшнем происшествии. Свидетелей не было, а если до конца дней у него перед глазами будет стоять бледное лицо Абеля, такое, каким оно было в последние секунды его жизни, а в ушах будет звенеть его крик, что ж, по крайней мере, кроме него об этом никто не узнает. — Никого, — еще громче повторил он. — Я просто поскользнулся на камне, и веревка упала в море.
С этими словами он затерялся в толпе, а потом незаметно скользнул на тропинку, и помчался вниз по крутому склону скалы Флагшток, и бежал до самого дома.
Заперев дверь на замок, он, не раздеваясь, упал на кровать и неподвижно пролежал так весь остаток ночи, уставившись в потолок. В темноте ему мерещилось бледное мокрое лицо, на котором радостная улыбка сменяется смертельным ужасом, а воспоминание о жутком крике заставляло его сердце замирать от страха.
К утру шторм утих и снова установилась хорошая погода, лишь море все еще выплескивало на берег остатки нерастраченной ярости в виде редких, но мощных волн. На воде покачивались обломки разбившегося корабля. К берегу прибило два тела: одно капитана погибшего кеча, а второе — какого-то моряка, которого никто раньше не видел.
С Сарой Эрик увиделся только вечером. Он не стал заходить в дом, просто заглянул в открытое окно.
— Ну что, Сара? — громко сказал он. — Подвенечное платье готово? В воскресенье свадьба!
Сара была рада, что примирение произошло так просто, но, видя, что буря миновала и что ее страхи были беспочвенны, совершенно по-женски допустила ту же самую ошибку:
— В воскресенье так в воскресенье, — сказала она, не поднимая головы. — Но только если в субботу не вернется Абель.
Тут она кокетливо подняла глаза, хоть сердце у нее сжалось от страха при мысли о новом взрыве ярости горячего любовника. Но в окне уже никого не было. Надув губки, она вернулась к работе.
В следующий раз она увидела Эрика только в воскресенье днем в церкви, когда в присутствии всех прихожан их имена были произнесены в третий раз, и он подошел к ней с видом человека, который наконец получил то, чего давно добивался. С одной стороны это было ей приятно, но с другой она почувствовала, что гордость ее ущемлена.
— Не торопитесь, мистер! — сказала она, оттолкнув его от себя под общее хихиканье остальных девушек. — Будьте добры, дождитесь следующего воскресенья… Вернее даже следующего понедельника! — добавила она, искоса взглянув на него. Все присутствующие девушки снова прыснули, а молодые люди грубо захохотали. Они подумали, что подобное обхождение заставило его побледнеть как полотно и отвернуться. Но Сара, которой было известно больше остальных, рассмеялась, потому что заметила в его глазах торжество, хоть лицо его словно свело судорогой.
Следующая неделя прошло спокойно, если не считать того, что Сару несколько раз охватывала необъяснимая тревога, а Эрик по ночам выходил на улицу и бродил вокруг своего дома, как призрак. Когда он замечал кого-нибудь рядом, то вел себя смирно, но потом шел в горы и оглашал склоны и ущелья безумным криком. Это его немного успокаивало, и он мог еще какое-то время держать себя в руках. Всю субботу он не выходил из дому. Соседи подумали, что парень, которому завтра предстояло жениться, наверное, просто слегка оробел, поэтому не стали беспокоить его визитами. Только один раз его спокойствие было нарушено. К нему зашел лодочник. Он сел на стул и, прежде чем заговорить, какое-то время сидел молча.
— Эрик, — наконец сказал он. — Вчера я был в Бристоле. Заказывал у канатчика новую веревку вместо той, что ты потерял ночью во время шторма. Там я встретил Майкла Хивенса, это тамошний продавец. Он рассказал мне, что Абель Бегенна примерно полторы недели назад прибыл на борту «Морской звезды» из Кантона и что он положил в Бристольский банк большую сумму денег на имя Сары Бегенна. Он сам об этом рассказал Майклу… И еще он сказал ему, что собирается на «Красотке Элис» добраться до Пенкастла. Держись, старина! — воскликнул он, потому что после этих слов Эрик застонал, закрыл лицо руками и склонил голову на колени. — Я знаю, он был тебе другом, но ему уже не поможешь. Должно быть, в ту страшную ночь он пошел на дно вместе с остальными. Я подумал, лучше уж я тебе об этом расскажу, чем до тебя дойдет это каким-то другим путем. Ты можешь подготовить Сару Трэфьюзис к этой ужасной новости. Они ведь когда-то дружили, а женщины всегда принимают такое близко к сердцу. Только сдается мне, не стоит рассказывать ей об этом в день свадьбы!
Лодочник поднялся и ушел, а Эрик так и остался сидеть, уткнувшись лицом в колени.
«Бедняга! — прошептал лодочник, выходя из дома Эрика. — Он так расстроился. Что поделать! Еще бы, они ведь когда-то были не разлей вода. К тому же Абель однажды спас ему жизнь!»
В тот же день около полудня дети, выйдя из школы, как обычно после короткого дня, стали расходиться по домам по дорогам, тянущимся в скалах вдоль береговой линии. Через какое-то время несколько ребятишек примчались в гавань, где несколько мужчин выгружали уголь из грузового кеча и целая толпа зевак наблюдала за их работой, и наперебой взволнованно закричали:
— На входе в гавань плавает дельфин! — кричал один. — Мы видели, как он выплыл из промоины! У него длинный хвост, и плыл он глубоко под водой!
— Никакой это не дельфин! — перекрикивал его другой. — Это тюлень, только с длинным хвостом. Он выплыл из пещеры!
Остальные дети кричали что-то свое, но все сходились в том, что это «нечто» выплыло из подводной пещеры и у него был длинный тонкий хвост, такой длинный, что они даже не смогли увидеть его конца. Последнее, правда, вызвало у мужчин дружный хохот, но, поскольку было очевидно, что на входе в гавань действительно что-то плавает, многие — молодые, старые, мужчины и женщины — отправились на другую сторону горы, чтобы посмотреть на невиданного доселе представителя морской фауны — длиннохвостого тюленя или дельфина. На море был прилив, дул легкий бриз, и по воде шла рябь, поэтому лишь изредка кому-нибудь удавалось рассмотреть что-нибудь на глубине. После длительного и напряженного всматривания одна женщина крикнула, что она увидела что-то большое, движущееся под водой. Сразу же все бросились к ней, но не успела собраться толпа, как волнение на воде стало таким сильным, что ничего определенного разобрать было уже нельзя. Когда женщину стали спрашивать, что она видела, последовал такой путаный и маловразумительный рассказ, что все решили, что у нее просто разыгралось воображение и ей все померещилось. Если бы не рассказы мальчишек, ее бы вообще не стали слушать. Женщина уже почти дошла до истерики, пытаясь убедить всех, что она видела «что-то похожее на свинью, у которой кишки вывалились наружу», но к ее словам серьезно отнесся только старый спасатель, который, впрочем, ничего не говорил, а только хмуро качал головой. До самого вечера, когда все уже разошлись, он всматривался в воду, но выражение его глаз означало лишь одно: разочарование.
На следующее утро Эрик проснулся рано, всю ночь он не сомкнул глаз и теперь обрадовался утреннему свету, когда можно было наконец встать и чем-нибудь заняться. Он побрился (бритву пришлось держать той рукой, которая не дрожала) и облачился в свадебный костюм. Лицо его осунулось, за несколько последних дней он словно постарел на годы, только в глазах по-прежнему светился дикий торжествующий огонь, и еще он беспрестанно твердил вполголоса: «Сегодня у
Дорога из церкви проходила прямо мимо заднего двора коттеджа Эрика, самый узкий ее отрезок был между его домом и домом его ближайшего соседа. Когда молодожены миновали этот участок, остальные прихожане, которые следовали за ними толпой, немного поотстав, услышали долгий душераздирающий вопль невесты. Все тут же бросились вперед и увидели, что она стоит на берегу с безумными глазами и дрожащей рукой показывает на обмелевшее русло реки прямо напротив двери в дом Эрика Сансона.
Вода, уйдя с отливом, оставила на этом месте бездыханное тело Абеля Бегенны. Веревка, которая была обмотана вокруг талии, свободным концом зацепилась за причальный столб и удержала его на этом месте. Локоть правой руки угодил между камнями, так что рука его как будто была протянута к Саре, и мокрые скрюченные пальцы словно готовились впиться в ее ладонь.
Все, что случилось после, для Сары Сансон навсегда осталось в тумане. Когда она пыталась вспомнить, что произошло после того, как она увидела тело, в ушах у нее начинало гудеть, а в глазах темнело. Единственное, что она запомнила, и запомнила на всю жизнь, это тяжелое дыхание Эрика, который сделался бледнее самого утопленника, и его тихие слова:
— Помощь дьявола! Вот его вера! Вот его цена!