В гостях у эмира Бухарского

Къ сожалнію, намъ не удалось проникнуть внутрь мечети. Когда мы изъявили на то желаніе, мн показалось, что нашъ приставъ, какъ будто нсколько замялся, но затмъ, сейчасъ же сообразивъ что-то, сказалъ, что постарается устроить это дло и съ поспшностью самъ пошелъ куда-то разыскивать муллу-мутевалія. Минутъ пять спустя онъ возвратился и, съ видомъ притворнаго сожалнія, извиняясь объявилъ, что къ крайней его досад мутевалія нтъ дома — ушелъ-де не то въ гости, не то на базаръ и ключи унесъ съ собою, и когда вернется домой — неизвстно. Очевидно, это была только наскоро придуманная отговорка, а сущность въ томъ, что приставъ стснялся ввести въ мечеть кяфыровъ на глазахъ у всей правоврной базарной публики, среди которой всегда шатается множество всевозможныхъ дувана и каляндарей, которые легче легкаго могли бы изъ-за этого поднять въ толп ропотъ на правительство за допущеніе такого поруганія религіи.

При месджиди Калянъ, на той же площадк, находится круглая столпообразная башня манари Калянъ — великій минаретъ. Она построена изъ жженыхъ кирпичей, оттнки коихъ подобраны такимъ образомъ, что изъ нихъ выходятъ разные узоры. Минаретъ стоитъ въ конц узенькой площадки, вымощенной ровными каменными плитами, и иметъ въ окружности при основаніи 35 шаговъ, а высоты 70 гязей, или 87.5 арш. [165]но высота эта значительно скрадывается ближайшимъ сосдствомъ съ обихъ сторонъ такихъ высокихъ и громадныхъ зданій, какъ месджиди Калянъ и Миръ-Арабъ. Надъ верхнимъ карнизомъ минарета устроена кирпичная вышка съ четырьмя продлинноватыми окнами, изъ которыхъ по пятницамъ четыре муэдзина въ одинъ голосъ кричатъ призывъ къ молитв на вс четыре страны свта. Но въ то же время эта самая вышка служитъ еще и для другой, вовсе уже не божественной цли: съ нея по пятницамъ иногда свергаютъ внизъ головой преступниковъ, приговоренныхъ къ этому роду казни. Палачъ ставитъ осужденнаго на подоконникъ, скручиваетъ ему веревкой руки назадъ, туго связываетъ у щиколокъ ноги, затмъ даетъ хорошій подзатыльникъ, и человкъ летитъ на мостовую. Послдняя изъ такихъ казней, говорятъ, была совершена въ 1871 году надъ двумя разбойниками.

Хотли мы было съ высоты манари Каляна полюбоваться общимъ видомъ города a vol d'oiseau, но… оказалось, что ключи все у того же мутевалія, который ушелъ не то на базаръ, не то въ гости, а дло въ томъ, что всходить на эту вышку, какъ узнали мы потомъ, имютъ право только муллы главной городской мечети да палачи его высокостепенства.

Отъ месджиди Калянъ препроводили насъ въ сверо-восточную часть города, гд находится Гузари-Писянъ, или иначе Махала-Писъ — кварталъ прокаженныхъ, который намъ хотлось видть тоже какъ одну изъ мстныхъ достопримчательностей.

Расположенъ онъ между мазарсккми и самаркандскими воротами, въ непосредственномъ сосдств съ большимъ кладбищемъ Ходжа-Нуръ-Абадъ, и не отдленъ отъ остальныхъ частей города ни валомъ, ни стной, такъ что не предупреди насъ приставъ, мы и не догадались бы, что находился уже въ черт запретнаго мста.

Особенность квартала сказывалась только въ полной тишин его. Городской шумъ остался гд-то позади насъ и вскор совершенно замеръ. Тихая улица, по которой мы хали, отличалась отсутствіемъ людскаго движенія, намъ не попалось навстрчу ни одного прохожаго, даже собакъ не было видно. Ведетъ она къ кладбищу и называется такъ же какъ и оно — Ходжа-Нуръ-Абадъ. Небольшія приземистыя мазанки ютились въ ней за низкими глиняными стнками, подъ снью обнаженныхъ втвей тутовыхъ и урюковыхъ деревьевъ, по которымъ перепархивали сороки. И около этихъ мазанокъ, точно такъ же какъ и среди улицы, не замчалось никакого людскаго движенія и домашней жизни. Кое-гд только куры копались на сметьи, да тощая, блая, длинношерстая кошка осторожно пробиралась по крыш. [166]Вообще по этой тишин и отсутствію жизни можно было бы подумать, что мы вдругъ попали куда нибудь за городъ, въ опустлую деревню…

Вотъ въ сторон надъ квадратнымъ прудкомъ выглядываетъ изъ-за деревьевъ маленькая мечеть съ айваномъ и болтающимся на шест конскимъ хвостомъ, но и около нея все пусто, не видать ни уродливыхъ нищихъ, ни молящихся. Вотъ слва на нсколько десятковъ саженъ потянулось вдоль улицы кладбище, но и тамъ ни души. Это, впрочемъ, не удивительно, такъ какъ въ Бухар, совсмъ въ противность Стамбулу, кладбища обыкновенно пусты: ни играющихъ дтей, ни группы закутанныхъ женщинъ ни разу здсь не встртилъ я между могилами, тогда какъ въ Турціи посщеніе кладбищъ и мечтательный отдыхъ подъ кипарисами составляютъ даже своего рода удовольствіе, пріятную прогулку.