В гостях у эмира Бухарского

Жить зимой въ туземныхъ домахъ безъ привычки невыносимо: глиняныя стѣны промерзаютъ насквозь, глиняный полъ тоже; окна безъ стеколъ и большею частію не защищены ровно ничѣмъ; наружныхъ дверей въ комнатѣ много, не менѣе трехъ, но створы ихъ никогда не запираются вплотную, и потому изо всѣхъ щелей тянетъ сквознякъ ужасный. Благодаря всему этому, зимой во время морозовъ внутри бухарскихъ саклей гораздо холоднѣе, чѣмъ на открытомъ воздухѣ, и мы не разъ бывало выходили на дворъ, чтобы согрѣться. По той же причинѣ порѣшили мы съ княземъ перебраться въ юрту, и не имѣли причинъ сожалѣть о такомъ перемѣщеніи: въ юртѣ, гдѣ весь день поддерживался огонь въ костеркѣ, положительно было удобнѣе и несравненно теплѣе, чѣмъ въ комнатѣ — надо только лежать, чтобы дымъ не ѣлъ глазъ — да и воздухъ по крайней мѣрѣ не былъ здѣсь отравленъ угаромъ.

Въ качествѣ походнаго метръ-д’отеля (достарханчи) сопровождалъ насъ, по назначенію бухарскаго правительства, одинъ эсаулъ-баши, всегда лично вносившій и ставившій предъ княземъ почетное блюдо плова и распоряжавшійся во время стола остальною прислугой. Джентльменскій видъ, манеры и вообще умѣнье держать себя просто, но изящно и всегда съ чувствомъ собственнаго достоинства, сказывались въ этомъ азіятѣ такъ рельефно, что не могли не обратить на себя наше вниманіе. По этому поводу произошелъ у насъ съ княземъ разговоръ, Начавшійся съ высказаннаго мной удивленія, откуда эти азіяты, люди, которыхъ въ Европѣ считаютъ варварами, полудикарями, усваиваютъ себѣ такой тактъ и полныя благороднаго изящества манеры. Мысли, высказанныя въ отвѣтъ на это княземъ, очень понравились мнѣ своею оригинальностью, и мнѣ кажется, что его выводы вовсе не парадоксальны, напротивъ, въ нихъ чувствуется нѣчто основательное; сущность ихъ сводится вотъ къ чему:

Азія искони была и остается доселѣ истинною родиной хорошихъ манеръ, и европейцы вовсе не могутъ считаться ихъ самостоятельными изобрѣтателями: эти манеры, равно какъ и большую часть родовъ нашего спорта, Европа заимствовала у Востока еще съ эпохи Крестовыхъ походовъ. Нѣтъ надобности приводить примѣры необузданной грубости и даже дикости общественныхъ и семейныхъ нравовъ, какими отличалась феодальная Европа до этой знаменательной эпохи: примѣры эти достаточно извѣстны. Съ эпохи Крестовыхъ походовъ являются труверы, трубадуры, миннезингеры, воспѣвающіе не только бранные подвиги рыцарей, но и благородство, изящество и нѣжность чувствованій, въ чемъ они очень сходствуютъ съ поэтами Востока, въ особенности съ арабскими; является турниръ, точно также вынесенный съ Востока, турниръ съ его утонченными формами вѣжливости между противниками, что впослѣдствіи преемственно перешло и къ дуэлямъ. [101]Но заимствовавъ эти формы у Востока, Европа присоединила къ нимъ уже вполнѣ самостоятельно еще одинъ новый и невѣдомый на Востокѣ элементъ, какимъ явилась женщина, — женщина предметъ пѣснопѣній трубадуровъ и миннезингеровъ, женщина царица турнира, и ея присутствіе еще болѣе облагородило и какъ бы освятило формы вѣжливости и изящество манеръ, вынесенныя рыцарями изъ Азіи. Съ присутствіемъ женщины прежній безобразно разгульный пиръ превращается въ балъ, въ раутъ; участіе женщины въ общественной жизни, смягчая нравы, внося въ эту сферу изящество, красоту и грацію, поддерживало на извѣстной высотѣ и изящество манеръ, и формы вѣжливости, не давая забывать ихъ, и такимъ образомъ эти формы мало-по-малу сдѣлались обычными формами общежитія, вошли въ плоть и кровь порядочнаго общества. Но ничто не вѣчно подъ луной… Истинно хорошія манеры погибли въ Европѣ со временъ первой французской революціи, когда, подъ видомъ спартанской простоты и презрѣнія къ аристократизму, водворилась утрированная грубость взаимныхъ отношеній, то же что мы видимъ въ нынѣшнемъ нигилизмѣ. Теперь сохранились только клочки и обрывки прежняго, но и тѣ, подъ вліяніемъ разныхъ новѣйшихъ доктринъ и теченій, съ каждымъ годомъ все болѣе и болѣе утрачиваются, вмѣстѣ съ изяществомъ выраженій разговорнаго языка, даже и въ салонахъ «порядочнаго общества», гдѣ бульварный и закулисный жаргонъ все шире захватываетъ себѣ права гражданства. И вотъ почему, когда здѣсь, въ глубинѣ Азіи, мы сталкиваемся съ истинными ея сынами, ихъ манеры, полныя изящества, простоты и благородства, вдругъ напоминаютъ намъ нѣчто, какъ будто свое старое, хорошо когда-то знакомое, но давно уже забытое, какъ забывается иногда какая-нибудь поэтическая баллада или старый мотивъ, знакомые намъ когда-то въ далекомъ дѣтствѣ, и мы начинаемъ недоумѣвать и удивляться: откуда все это. Да ни откуда; оно тутошное, искони тутъ было и есть, не позабытое, всецѣло сохранившееся. А это только мы позабыли. И потому-то, повторяю, многимъ «европейцамъ» далеко не мѣшало бы поучиться хорошимъ манерамъ у азiятовъ. ^{9}

Еще характерная черта.

Понадобилось намъ для вьюковъ кошмы и веревокъ. Послали на базаръ, гдѣ всего этого добра нашлось вдоволь. Отобрали наши посланцы сколько было нужно и спрашиваютъ, что стоитъ.

— Ничего.

— Какъ такъ ничего?