В гостях у Рема или разведчик из будущего

— Гм, интересная интерпретация, — задумался Вольфович. — Может, мы оба попали в иное виртуальное пространство, и над нами ставят эксперименты сумасшедшие учёные?

— Не знаю, но я сошёл с ума. Это точно. Видимо, удар оказался достаточно сильный.

— И отныне твоим телом владею я!

Шириновский поднял руки и вновь ощупал свою голову. Он уже довольно хорошо чувствовал всё тело, что и сподвигло его проверить, как работают руки и ноги. Даже поёрзал на койке, тем самым привлекая к себе внимание.

Это заметили, и к нему направилась медсестра. Однако, вопреки ожиданиям привыкшего к элитным клиникам и больницам Шириновского, не молоденькая и сочная, а сильно пожилая фройляйн.

— О, герр Меркель, вы пришли в чувство, — весьма сдержанно порадовалась она. — Доктор Розенберг переживал, что вы не сможете пережить трепанацию черепа. Но, я вижу, всё обошлось, и вам значительно лучше. Как вы себя чувствуете?

Меркель, то бишь Шириновский, попытался ответить, но смог лишь немного пошевелить головой и промычать в ответ нечто невразумительное. Но и этого оказалось вполне достаточно, чтобы старая фройляйн улыбнулась ему и ласково потрепала по наполовину забинтованной щеке.

— Вы обязательно поправитесь, герр Меркель! О вас уже спрашивали ваши друзья и соратники. Кстати, они очень помогли с приобретением нужных вам лекарств. У вас крепкий, здоровый организм, и он поможет вам справиться с этим ранением.

Шириновский кивнул и устало откинулся на подушку.

— Где нас так приложило? — мысленно поинтересовался он у Маричева.

— На демонстрации коммунистов, первого мая.

— Ммм, понятно. Получил от своих, и поделом мне. Я ведь тоже когда-то был коммунистом!

— А я и сейчас коммунист и большевик.

— Угу, а по голове получил от своих же.

— Так я и говорю, что я свой среди чужих. У меня выбора не было, я в первых рядах шёл. Прятаться, значит, ничего не добиться.

— Вот тут я с тобой согласен: прятаться никак нельзя! Всегда надо идти в первых рядах! Как же нам теперь быть-то?

Оба какое-то время молчали, раздумывая над актуальным вопросом. Первым решился заговорить Маричев:

— Я разведчик. Значит, и ты теперь разведчик. И если ты любишь Родину, то мы должны её спасти! Тем более ты из будущего, а это многократно увеличивает наши шансы.

— Должны… Но как отвести войну от СССР⁈

— Стать тем, с кем вынуждены будут считаться в верхних эшелонах власти в Германии? — предположил чекист.

— Да, другого выхода нет, — нехотя согласился с ним Шириновский. — Правда, не знаю: получится ли? Я бы уехал отсюда и забыл про всё. Не люблю я вас, фашистов.

— Не выпустят, — тут же разочаровал его Маричев. — Слишком уж крепко я с ними повязан. Не простят, да и свои тоже спуску не дадут.

— А может в Бразилию рвануть? Или в Панаму⁈

— Бесполезно, везде достанут.

— Ладно. Но ты будешь мне помогать! — тут же поставил условие Шириновский.

— Согласен! Разве у меня есть другой выход? Тем более лавры победы мы всё равно поделим пополам.

— Тогда по рукам!

— По рукам!

Виртуальные руки схлестнулись во взаимном проникновении, и голос исчез. Прежняя личность владельца тела почти полностью растворилась в личности Шириновского, став его вторым Я. Слабым и мало на что способным повлиять. Однако с этого момента Шириновский постоянно слышал голос Маричева в своей голове. И отделаться от него так никогда и не смог, как потом ни старался.

Глава 5 Компромисс

Шириновский-Меркель-Маричев пребывал в смятении. Он только недавно ощутил себя в чужом теле, а уже столько всего произошло, точнее, случилось в его мозгу. Прям адский калейдоскоп. «Нет, фашистский!» — поправил он сам себя.

— Я не фашист, — тут же поправил его отозвавшийся откуда-то со стороны затылка голос прежнего владельца тела.

— Молчи, нацистская сволочь! — чуть устало отмахнулся от него Шириновский и погрузился в долгие размышления.

— Прошу не забывать, что я коммунист и здесь по заданию партии, — не унимался зловредный внутренний оппонент.

Но Шириновский проигнорировал это замечание, полностью сосредоточившись на собственных думах. Это лишь на публике он позволял себе размахивать руками, входя в раж, или выкрикивать разные оскорбления, ничем себя не сдерживая. Наедине с самим собой он никогда здравомыслия не терял. Сейчас же положение осложнялось тем, что все его размышления происходили в чужой голове, и он не понимал: какую их часть слышит или чувствует его оппонент, а что из дум Шириновского проходит мимо Маричева?

— Да всё я слышу, вижу и чувствую: и о чём ты думаешь, и мысли твои, и воспоминания, — тут же встрял в его думы Маричев-Меркель.

— Ага! Я так и знал, что ты подслушивать будешь.

— Я же шпион. Как я могу не подслушивать⁈

— Ага, да ты, ты…! — Шириновский просто не находил слов, чтобы выразить своё возмущение.

Хотелось схватить стакан с соком и выплеснуть его на этого разведчика или соглядатая в собственной (а в этом Вольфович уже нисколько не сомневался) голове. Однако стакана в голове не имелось, да они и так уже успели подраться.

В ответ раздался лишь скромный смешок его оппонента.