немцы, да еще к ним добавились высланные в 1941 году с Украины, Кавказа и Поволжья. Ссылали еще и греков, и крымских татар уже в 1944
году. Освоение башкирской нефти и строительство самого крупного в
СССР центра ее переработки привело армян и азербайджанцев из Баку.
Ну, евреи, конечно, как без них в пору пятилеток и послевоенного
строительства химического комплекса.
Жили, в общем, более или менее дружно. Я по детству помню
колоссальные драки, толпами, но не по национальному делению, а, скорей, кто откуда приехал и где живет – «рыбинские» из поселка
моторостроительного завода против «южан» из общежитий
нефтепереработчиков. Но, конечно, к идеалу времен II Интернационала
было не близко. Я по детству хорошо запомнил, как где-то в
общественном месте двое татар или башкир беседуют по-своему, а к ним
подходит дама из числа приезжих «жен руководящего состава» и делает
выговор, что-де: «в обществе надо говорить на языке, понятном всему
обществу». Ну, или то, что после смерти Вождя лопнуло «дело врачей-
убийц» и его руководитель известный Игнатьев был снят из министров
государственной безопасности и отправлен в Башкирскую АССР первым
секретарем обкома. Почти сразу после этого моего отца, как и остальных
евреев-руководителей из нашего рабочего пригорода Черниковска, вызвали в горком партии и велели подать заявление «по собственному
желанию». Дескать, это – «их партийный долг». Почти все так и сделали
и продолжали работать собственными заместителями. А мой отец, искренне веривший в Партию и ее пропаганду, не захотел, чтобы так.
Заявление подал и полгода зарабатывал на жизнь переводами из
американского журнала «Ойл энд Гэз», помню толстенькие номера этого
журнала на его столе. Ну, надолго этот самый Игнатьев в Уфе не
задержался. Потом его перевели на ту же должность в Казань, а там
быстро отправили в 56 лет на пенсию «в связи с пошатнувшимся
здоровьем». Ну, а мой отец, как и другие «инвалиды пятого пункта», вернулся на свою должность.
174
Но по сравнению с другими местами, с жуткой национальной враждой в
послевоенном Азербайджане или на Украине, наш город был
«национальным раем». А мой папа еще за время работы в Баку освоил
азербайджанский и с грехом пополам мог беседовать с башкирами и
татарами – он единственный из всех приезжих работников. Тюркские
языки ведь очень похожи один на другой. Ну, а наше поколение вообще
не знало этой темы, никогда о ней не задумывалось. К примеру, у меня
первая постоянная девушка была башкирка, а одним из самых близких
друзей был и остается до сих пор уфимский татарин, который теперь
живет в Турции, на берегу Эгейского моря. Когда я в 16 лет впервые
приехал с родителями в Кисловодск, то был поражен общим интересом к
теме «какой вы нации?». Вот уж что меня дома не сильно волновало! А
уж когда я узнал в стройотряде на строительстве газопровода Бухара-
Урал, что шофер-казах никогда не подвезет встреченного на дороге
русского, а русский шофер казаха, то был просто шокирован.
Вот эта самая моя
первая девушка и
привела меня в
недавно
построенную
Республиканскую
библиотеку. Ей
Бог
дал
совершенно
незаурядные
лингвистические
способности. Уже
тогда, в школе он
одинаково
свободно владела
родным башкирским, русским и английским языками. Ну, еще могла
объясняться и читать по-татарски, по-арабски и по-французски. Ни у
кого не было сомнений, что ее ждет будущее великой переводчицы. Сама
она была из довольно традиционной семьи. Я у нее бывал дома, видел
лежащие раскрытые книги на арабице, в том числе, как мне показалось, Коран. Отец ее был преподавателем в национальной школе, учил деток
башкирской грамматике. В городе было несколько таких школ-
семилеток. Десятилетки не было. В то время средняя школа всеми
рассматривалась исключительно как необходимая ступень для
поступления в ВУЗ. А там везде преподавание по-русски. Ну, были, правда, в местном университете и в новом пединституте специальности, связанные с башкирской филологией, но там строго учились приезжие из
национальных деревень. Их потом, кому не удалось увернуться и
зацепиться в городе, и посылали учителями в сельские школы.
175
Она, назовем ее здесь Z., и предложила мне научить меня английскому.
Я-то в школе учил немецкий и он давался мне довольно легко, но чем
плохо знать еще один язык? Вот с этой целью мы и встречались с ней
после уроков в библиотеке. Благо недалеко. От моего дома и от школы
шесть кварталов, от ее – четыре. До сих пор в памяти осталось, как она
меня учит говорить «зе тэйбл», «э кар», «эн эппл». Кстати, с мучащими
русскоговорящих при освоении языка англосаксов звуками «ð» и «ө» у