В гостях у турок

— Давать или не давать? спрашивалъ Нюренбергъ. — Вдь изъ-за того и входнаго плата установлена во всякаго мечеть, чтобъ не давать бакшишъ.

— Дайте по немногу. Ну ихъ… сказалъ Николай Ивановичъ. — Пусть церковныя крысы попользуются.

Нюренбергъ принялся раздавать направо и налво мелочь.

LXXIII

Лошади вывозили коляску супруговъ Ивановыхъ изъ переулка опять на площадь. По узкому переулку коляска хала шагомъ, а около нея бжали нищіе съ паперти Ая-Софія, взрослые и дти, оборванные, покрытые струпьями, и просили бакшишъ. Николай Ивановичъ раскидалъ имъ вс имвшіяся у него мдныя деньги.

— А что эти нищіе только турки? спросилъ онъ сидвшаго на козлахъ проводника.

— О, нтъ! отвчалъ Нюренбергъ. — Тутъ есть и цыганскаго дти, и славянскаго, и армянскаго, и греческаго.

— И турки имъ позволяютъ просить милостыню на своихъ папертяхъ?

— О, турки все позволяютъ! Турки давно уже чувствуютъ, что они теперь въ Константинопол не свои.

— То есть какъ это?

— Каждаго часъ ждутъ, что ихъ Константинополь кто нибудь возьметъ.

— Ну?! Кто-же его можетъ взять безъ войны?

Нюренбергъ обернулся, улыбнулся и проговорилъ:

— Да вдь онъ ужъ и сейчасъ взятъ Европой. Нашего падишахъ сидитъ здсь только для виду и никакого своего воля не иметъ, а что русскаго, англійскаго и австрійскаго посланники скажутъ — тому и быть. И турки этого очень хорошо понимаютъ. Ну вотъ… Посмотрите еще разъ на Ая-Софію снаружи, сказалъ онъ, когда коляска выхала на площадь.

Глафира Семеновна вынула бинокль и стала смотрть на мечеть.

— Нтъ, некрасивая она съ наружи. Глыба, каменная глыба и ничего больше. И какъ невзрачна она снаружи, такъ великолпна внутри!

— Да ужъ внутренность ея вкъ не забудешь, поддакнулъ Николай Ивановичъ. — А снаружи именно каменная глыба, грязная, облупившаяся. Но скажите, пожалуйста, отчего ее турки не отремонтируютъ? задалъ онъ вопросъ Нюренбергу.

— Пхе… Отчего! Оттого и не ремонтируютъ, что они теперь не свои. Денегъ мало, деньги нужно на Долма-Багче, на Ильдизъ-Кіоссъ, такъ зачмъ ихъ тратить на Ая-Софія! Кто Константинополь возьметъ — тотъ и отремонтируетъ.

— А что это такое Долма-Багче? спросила Глафира Семеновна.

— Султанскаго дворецъ. На дворцы нужно деньги, на придворныхъ, на войско. И на этого-то предметъ не хватаетъ, такъ какого тутъ Ая-Софія!

— О, Нюренбергъ, да вы либеральничаете! поддакнулъ ему Николай Ивановичъ.

— Здсь всякаго человкъ такъ либеральничаетъ, потому всякаго человкъ знаетъ. Объ этого въ газетахъ только не печатаютъ, а по кофейнаго домамъ вс разговариваютъ. и нашего султанъ знаетъ, что онъ не свой, такъ зачмъ на Ая-Софія тратиться, разсуждалъ Нюренбергъ.

— Ну, ну… Кажется, у васъ очень ужъ мрачныя мысли о Константинопол, замтилъ ему Николай Ивановичъ и спросилъ:- А куда мы теперь демъ?

— Сейчасъ я вамъ покажу стараго константинопольскаго водопроводъ. Еребатонъ-Серай онъ называется, по-русски — Подземнаго замокъ. Мы спустимся съ факеломъ подъ землю…

— Нтъ, нтъ! Подъ землю я ужъ ни за что спускаться не буду, перебила Глафира Семеновна Нюренберга.

— Но вдь это, мадамъ, знаменнтаго сооруженіе. Это большущаго пространство… Все это подъ сводами… Своды эти самаго имютъ триста колоннъ, и посредин громаднаго озеро, и все это подъ землей.

— Не пойдемъ, не пойдемъ мы подъ землю. Что намъ водопроводъ! мы не водопроводчики!

— Вс знаменитаго путешественники смотрятъ.

— Ну, и мы будемъ считать, что осмотрли.

— Однако, душечка, если это дйствительно замчательное и интересное, то отчего-же не осмотрть? возразилъ Николай Ивановичъ. — А вдругъ кто въ Петербург спроситъ: «были вы въ Подземномъ замк, гд водопроводное озеро?»

— А ты и говори, что были. Вдь намъ Афанасій Ивановичъ разсказалъ, что тамъ есть триста колоннъ, поддерживающихъ своды, что туда спускаются съ факеломъ. Это можешь и ты разсказывать въ Петербург. Не водите, Афанасій Ивановичъ, туда. Я низачто не спущусь въ ваше подземелье, обратилась Глафира Семеновна къ Нюренбергу.

— Мы только мимо входа пройдемъ, а потомъ я васъ провезу на Атмейданъ.

— А что это за Атмейданъ такой?

— Коннаго площадь… Древняго ипподромъ… Византійскаго циркъ…

— Ну, это пожалуй…

Минутъ черезъ пять экипажъ остановился передъ маленькимъ облупившимся одноэтажнымъ каменнымъ зданіемъ съ нсколькими несиметрично расположенными окнами и зіявшею пастью входа въ подземелье.

— Вотъ входъ въ Еребатанъ-Серай къ подземнаго озеру… указалъ Нюренбергъ.

Завидя остановившуюся коляску, къ ней подскочилъ старикъ сторожъ въ синей куртк и феск и хотлъ помочь выдти супругамъ, но Глафира Семеновна замахала руками.

— Нтъ, нтъ, не пойдемъ… Мерси… Мы такъ только… Снаружи посмотримъ… сказала она.

Но Николаю Ивановичу очень хотлось войти въ подземелье и онъ бормоталъ:

— Въ Рим въ катакомбы спускались-же…

— То въ Рим — и, наконецъ, тамъ нтъ никакого подземнаго озера, отвтила жена.

— А что такое озеро? Везувій-то опасне, однакоже на него въ Неапол мы взбирались и у самаго кратера были. И въ Голубомъ грот были на Капри… Такое-же подземное озеро.