В гостях у турок

— Можетъ быть они теб «гутъ моргенъ» говорили, то есть здоровались съ тобой, а ты понялъ въ превратномъ смысл.

— Да вдь одинъ разъ я даже при теб спрашивалъ того самаго кондуктора, который отъ насъ съ гульденомъ сбжалъ. Ты сама слышала.

— Ну, такъ это онъ насъ нарочно надулъ, чтобъ испугать ночлегомъ въ вагон и взять гульденъ за невпусканіе къ намъ въ купэ постороннихъ. Вы, монсье, наврное знаете, что мы сегодня вечеромъ въ Блградъ прідемъ, а не завтра? спросила Глафира Семеновна брюнета.

— Господи! Азъ до дому ду и телеграфилъ.

— Боже мой, какъ я рада, что мы сегодня прідемъ въ Блградъ и намъ не придется ночевать въ вагон, прозжая по здшней мстности! радовалась Глафира Семеновна. — Ужасно страшный народъ здшніе венгерскіе цыгане. Знаете, мосье, мы съ мужемъ въ итальянскихъ горахъ прозжали, видали даже настоящихъ тамошнихъ бандитовъ, но эти цыгане еще страшне тхъ.

Брюнетъ слушалъ Глафиру Семеновну, кивалъ ей даже въ знакъ своего согласія, но изъ рчи ея ничего не понялъ.

— На Везувій въ Неапол взбирались мы. Ужъ какія рожи насъ тогда окружали — и все-таки не было такъ страшно, какъ здсь! Вдь оттого-то я къ вамъ и бросилась спасаться, когда мы въ тунель въхали, продолжала Глафира Семеновна. — Мой мужъ хорошій человкъ, но въ ршительную минуту онъ трусъ и теряется. Вотъ потому-то я къ вамъ подъ защиту и бросилась. И вы меня простите. Это было невольно, инстинктивно. Вы меня поняли, монсье?

Брюнетъ опять кивнулъ, и хотя все-таки ничего не понялъ, но думая, что рчь идетъ все еще о томъ, когда поздъ прибудетъ въ Блградъ, заговорилъ:

— Теперь будетъ статіонъ Карловцы и Фрушка гора на Дунай-рка… А дальше статіонъ градъ Индія и градъ Земунъ — Землинъ по-русски.

— Всего три станціи? Какъ скоро! удивилась Глафира Семеновна.

— Въ Землинъ будетъ нмецка митница [1], а въ Београдъ — србска митница. Пассъ есть у господина? Спросятъ пассъ, — отнесся брюнетъ къ Николаю Ивановичу.

— Вы на счетъ паспорта? Есть, есть… Какъ-же быть русскому безъ паспорта? Насъ и изъ Россіи не выпустили-бы, — отвчала за мужа Глафира Семеновна.

Брюнетъ продолжалъ разсказывать:

— Земунъ — семо, потомъ Дунай рка и мостъ, овамо — Београдъ србски… Опять паспортъ.

— Стало быть и у васъ насчетъ паспортовъ-то туго? — подмигнулъ Николай Ивановичъ.

— Есть. Мы свободне держава, но у насъ везд паспортъ.

Разговаривая съ брюнетомъ, супруги и не замтили, что ужъ давно стемнло и въ вагон горлъ огонь. Николай Ивановичъ взглянулъ на часы. Было ужъ девять. Брюнетъ предложилъ ему папиросу и сказалъ:

— Србски табакъ. На Србія добръ табакъ.

— А вотъ петербургскую папироску не хотите-ли? — предложилъ ему въ свою очередь Николай Ивановичъ. — Вотъ и сама мастерица тутъ сидитъ. Она сама мн папиросы длаетъ, — кивнулъ онъ на жену.

Оба взяли другъ у друга папиросы, закурили и разстались. Брюнетъ ушелъ въ свой купэ, а супруги стали ждать станціи Карловицъ.

— Карловцы! — возгласилъ кондукторъ, проходя по вагону.

Посл станціи Карловицъ Глафира Семеновна стала связывать свои пожитки: подушки, пледы, книги, коробки съ закусками. Ей помогалъ Николай Ивановичъ.

— Скоро ужъ теперь, скоро прідемъ въ Блградъ, — радостно говорила она.

V

Подъзжали съ станціи Землинъ — австрійскому городу съ кореннымъ славянскимъ населеніемъ, находящемуся на сербской границ. Вдали виднлись городскіе огни, въ трехъ-четырехъ мстахъ блестлъ голубовато-блый свтъ электричества.

Николай Ивановичъ и Глафира Семеновна стояли у окна и смотрли на огни.

— Смотри-ка огни-то какъ разбросаны, сказала она. — Должно быть, большой городъ.

— Да. Это ужъ послдній австрійскій городъ. Посл него сейчасъ и Блградъ, славянское царство. Прощай нмчура! Прощай Гуніади Янусы? проговорилъ онъ.

— Какъ Гуніади Янусы? быстро спросила Глафира Семеновна.

— Да вдь это венгерская вода, изъ Венгріи она съ намъ въ Россію идетъ. Ну, я венгерцевъ Гуніади Янусами и называю.

— Да что ты! То-то она мн такъ и противна бываетъ, Когда случается ее принимать. Скажи на милость, я и не знала, что эта вода изъ цыганской земли идетъ! По Сеньк шапка. Что люди, то и вода… На черномазаго человка взглянешь, такъ въ дрожь кидаетъ, и на воду ихнюю, такъ тоже самое. И неужели они эту воду Гуніади такъ просто пьютъ, какъ обыкновенную воду?

Николай Ивановичъ замялся, не зналъ, что отвчать, и брякнулъ:

— Жрутъ.

— Да вдь это нездорово, ежели безъ нужды.

— Привыкли, подлецы.

— Ужасъ, что такое! произнесла Глафира Семеновна, содрогаясь плечами, и прибавила: — Ну, отнын я этихъ венгерскихъ черномазыхъ цыганъ такъ и буду называть Гуніадями.

Убавляя ходъ, поздъ остановился на станціи. Въ купэ вагона заглянулъ полицейскій въ австрійской кэпи и съ тараканьими усами и потребовалъ паспорты. Николай Ивановичъ подалъ ему паспортъ. Полицейскій вооружился пенснэ, долго расзматривалъ паспортъ, посмотрлъ почему-то бумагу его на свтъ, вынулъ записную книжку изъ кармана, записалъ что-то и, возвращая паспортъ, спросилъ улыбаясь:

— Студено на Петербургъ?