В гостях у турок

— Ахъ, вы славянинъ? Говорите по русски? оживился Николай Ивановичъ, но полицейскій махнулъ ему рукой, сказалъ: «съ Богомъ»! — и торопливо направился съ слдующему купэ въ вагон.

— Все славяне! Везд теперь братья-славяне будутъ! торжествующе сказалъ Николай Ивановичъ и спросилъ жену:- Рада ты, что мы вступаемъ въ славянское царство?

— Еще-бы! Все таки, родной православный народъ, отвчала Глафира Семеновна.

— Да, за этихъ братьевъ славянъ мой дяденька Петръ Захарычъ, царство ему небесное, въ сербскую кампанію душу свою положилъ.

— Какъ? А ты мн разсказывалъ, что онъ соскочилъ на Дуна съ парохода и утонулъ?

— Да. Но, все-таки, онъ въ добровольцахъ тогда былъ и халъ сражаться, но не дохалъ. Пилъ онъ всю дорогу. Вступило ему, по всмъ вроятіямъ, въ голову, показались блые слоны, ну, онъ отъ страха и спрыгнулъ съ парохода въ Дунай.

— Такъ какое же тутъ положеніе души?

— Такъ-то оно такъ… Но, все-таки, былъ добровольцемъ и халъ. Признаться, покойникъ папенька нарочно его и услалъ тогда, что ужъ сладу съ нимъ никакого въ Петербург не было. Такъ пилъ, такъ пилъ, что просто неудержимо! Пропадетъ, пропьется и въ рубищ домой является. Впрочемъ, помутившись, онъ тогда и изъ Петербурга съ партіей выхалъ. А и поили же тогда добровольцевъ этихъ — страсть! Купцы поятъ, славянскій комитетъ поитъ, дамы на желзную дорогу провожаютъ, платками машутъ, кричатъ «живіо». На желзной дорог опять питье… Въ вагоны бутылки суютъ. Страсть! Я помню… покрутилъ головой Николай Ивановичъ, вспоминая о прошломъ.

А поздъ, между тмъ, шелъ уже по желзнодорожному мосту черезъ Саву — притокъ Дуная и входилъ на сербскую территорію.

Вотъ станція Блградъ. Поздъ остановился. Большой красивый станціонный дворъ, но на платформ пустынно. Даже фонари не вс зажжены, а черезъ два въ третій.

— Что же это народу-то на станціи никого нтъ? удивилась Глафира Семеновна, выглянувъ въ окошко. — Надо носильщика намъ для багажа, а гд его возьмешь? Гепектрегеръ! Гепектрегеръ! постучала она въ окно человку въ нагольной овчинной куртк и овчинной шапк, идущему съ фонаремъ въ рук, но тотъ взглянулъ на нее и отмахнулся. — Не понялъ, что-ли? спросила она мужа и прибавила:- Впрочемъ, и я-то глупая! Настоящаго славянина зову по нмецки. Какъ носильщикъ по сербски?

— Почемъ-же я-то, душенька, знаю! отвчалъ Николай Ивановичъ. — Вотъ еще серба какого нашла! Да давай звать по русски. Носильщикъ! Носильщикъ! барабанилъ онъ въ стекло какимъ-то двумъ овчиннымъ шапкамъ и манилъ къ себ.

Глафира Семеновна тоже длала зазывающіе жесты. Наконецъ, въ вагонъ влзла овчинная шапка съ такимъ черномазымъ косматымъ лицомъ и съ глазами на выкат, что Глафира Семеновна невольно попятиласъ.

— Боже мой, и здсь эти венгерскіе цыгане! воскликнула она.

— Да нтъ-же, нтъ, это братъ славянинъ. Не бойся, сказалъ ей мужъ. — Почтенный! Вотъ тутъ наши вещи и саквояжи. Вынеси пожалуйста, обратился онъ къ овчинной шапк. — Разъ, два, три, четыре, пять… Пять мстъ.

— Добре, добре, господине. Пять? спросила овчинная шапка, забирая вещи.

— Пять, пять. Видишь, онъ говоритъ по русски, такъ какой-же это цыганъ, обратился Николай Ивановичъ къ жен. — Братъ славянинъ это, а только вотъ физіономія-то у него каторжная. Ну, да Богъ съ нимъ. Намъ съ лица не воду пить. Неси, неси, милый… Показывай, куда идти.

Баранья шапка захватила вещи и стала ихъ выносить изъ вагона. Выходилъ изъ вагона и брюнетъ въ очкахъ, таща самъ два шагреневыхъ чемодана. Онъ шелъ сзади супруговъ и говорилъ имъ:

— Митница. О, србска митижца, — строга митница!

Николай Ивановичъ и Глафира Семеновна были тоже нагружены. Николай Ивановичъ несъ дв кордонки со шляпками жены, зонтикъ, трость. Сама она несла баульчикъ, металлическій чайникъ, коробокъ съ дой. Ихъ нагналъ кондукторъ, братъ славянинъ и протягивалъ руку пригоршней.

— Господине, за спокой… Тринжгельдъ… говорилъ онъ, кланяясь.

— Да вдь ужъ я далъ гульденъ! воскликнулъ Николай Ивановичъ. — И неизвстно за что далъ. Я думалъ, что мы ночь ночевать въ вагон будемъ, такъ чтобъ въ растяжку на скамейкахъ спать, я и просилъ никого не пускать въ наше купэ, а не хать ночь, такъ и этого бы не далъ.

— На пиво, на чашу пива, высокій бояръ… приставалъ кондукторъ.

— Гроша мднаго больше не получишь! обернулся къ нему Николай Ивановичъ.

— Pass… Pass, mein Herr… раздалось надъ самымъ его ухомъ.

Николай Ивановичъ взглянулъ. Передъ нимъ дорога была загорожена цпью и стоялъ военный человкъ въ кэпи съ краснымъ околышкомъ и жгутами на пальто. Около него двое солдатъ въ сербскихъ шапочкахъ-скуфейкахъ.

— Паспортъ надо? Есть, отвчалъ Николай Ивановичъ. Поставилъ на полъ коробки со шляпками и ползъ въ карманъ за паспортомъ. — Пожалуйте… Паспортъ русскій… Изъ города Петербурга демъ. Такія-же славяне, какъ и вы… подалъ онъ военному человку заграничный паспортъ-книжечку…

Тотъ началъ его перелистывать и спросилъ довольно сносно по русски:

— А отчего визы сербскаго консула нтъ?

— Да разв нужно? — удивился Николай Ивановичъ. — Австрійская есть, турецкая есть.