– Ну, на двор можно заглянуть, – согласилась Глафира Семеновна и стала выходить из коляски, остановившейся около ограды мечети.
Ничего особенного
Не прошло и пяти минут, как уж супруги выходили со двора мечети Ахмедие.
– Ничего особенного… – говорил проводнику Николай Иванович. – А что до Караван-Сарая, то я себе иначе его воображал.
– А сколько колонн-то! И заметили вы, какого особенного колонны! – расхваливал Нюренберг. – Колонны, фонтаны для омовения мусульманского паломников.
– Что нам колонны-то считать! Мы не англичане. Вы, почтеннейший, теперь если хотите нам что-нибудь показать, то покажите что-нибудь особенное.
– Что же такого особенного могу я вам показать?
Нюренберг недоумевал и развел руками.
– Покажите турецкий гарем, и мы будем вам очень благодарны, – сказал Николай Иванович и покосился на жену, ожидая, что она скажет.
– Николай! Да ты никак с ума сошел! – воскликнула супруга.
– А что такое? Почему? Ревнуешь к женщинам, что ли? Так ведь мы этих женщин-то будем с тобой вместе смотреть.
– Турецкого гарем? Нет, этого невозможно, – отвечал Нюренберг.
– Отчего? Вы нас хоть к какому-нибудь плохенькому паше в гарем сводите. Все-таки мы будем видеть, как турецкие женщины живут. За мечеть по серебряному меджидие платят, чтобы ее смотреть, ну а за гарем я заплачу пять меджидие.
– Нет-нет, Афанасий Иваныч, не слушайте вы его! – проговорила Глафира Семеновна. – Не пущу я его в гарем.
– Да я, мадам, и за сто меджидие не могу свести в гарем вашего супруга.
Николай Иванович фамильярно похлопал Нюренберга по плечу и украдкой от жены сказал:
– А ты все-таки, почтенный, насчет гарема-то подумай. За ценой я не постою.
Они шли пешком, шли мимо садовой решетки, за которой росли высокие кипарисы. Коляска шагом ехала сзади.
– Куда мы идем? – спросила Глафира Семеновна.
– А вот посмотреть этого обелиск, – указал Нюренберг на четырехугольную колонну, обнесенную решеткой. – Когда-то этого площадь имела много редкого памятники, но разного землетрясения, разного войны все уничтожили. Да и не любят турки старинного памятники. Теперь только три древности остались. Вот этого обелиск, Змеиного колонна и колонна Константина Порфирогенетос.
– Ну, уж к Змеиной колонне вы меня не водите, – брезгливо сказала Глафира Семеновна, – потому змей я ужасти как боюсь.
– Позвольте, мадам… Да ведь там нет живых змей. Этого колонна из бронзовых змей, свившихся вместе, и они даже без голов.
– Нет, уж я прошу вас даже и не говорить об них, потому что мне это противно.
– Странно, как может быть противно бронзового змеи! Да вот они… Вот обелиск, а вон Змеиная колонна.
– Нет, нет, нет! И даже и смотреть не стану.
И Глафира Семеновна обернулась спиной к остаткам змеиной колонны, обнесенной решеткой, и принялась рассматривать египетский обелиск, высеченный из одного куска гранита.
– Тридцать метров вышины, – повествовал Нюренберг. – Вот и иероглифы на нем, а иероглифы эти говорят, что сделан он еще за 1600 лет до Рождества Христова в Гелиополис и привезен сюда через Рим.
Николай Иванович зевнул и сказал:
– Нас, брат, этим обелиском не удивишь. У нас в Петербурге свой такой есть: на Васильевском острове, на Румянцевской площади стоит. Ну, что есть еще интересного? – спросил он Нюренберга.
– Колонна Константина Порфирогенетос.
– По-нашему говорится: Порфирородного… Где она?
– А вот чуточку подальше за Змеиную колонну пройти. Пойдемте…
– Нет-нет. Мимо Змеиной колонны я не пойду ни за что на свете! – заявила Глафира Семеновна и издала звук:
–Бр-р-р…
Подозвали коляску и поехали в ней. Когда проезжали мимо Змеиной колонны, Глафира Семеновна сидела отвернувшись. Подъехали к ободранной колонне, покоящейся на кирпичном пьедестале.
– Это-то колонна Константина? Ну, есть что смотреть! – иронически воскликнул Николай Иванович.
– Древность… Глубокого древность тут ценится, – сказал Нюренберг и начал сообщать: – Двадцать пять метров высоты. Когда-то пьедестал этого колонна был обложен в позолоченного бронза, но рыцари-крестоносцы, когда взяли Константинополь, думали, что это настоящего золота, ободрали и увезли с собой.
– Вот дураки-то были! Отчего же они не потерли на камне и крепкой водкой не попробовали?
Нюренберг как-то подмигнул и, смеясь, отвечал:
– Оттого что не евреи были. Были бы евреи, так не обманулись бы.
– Правильно. Люблю за ответ. Ну, что еще есть смотреть? – спросил Николай Иванович.
– Да уж не знаю, что вам и показать… Старого церковь Святой Ирины…
– Опять мечеть?! – воскликнула Глафира Семеновна. – Нет, уж мы и так намечетились.
– Нет, в ней теперь не мечеть, а султанского арсенал.
– Бог с ним. Мы люди не военные. Ведь это алебарды, пики, ружья рассматривать.
– Да вовнутрь туда, мадам, и не впускают. Желаете султанского гробницы посмотреть?
– Вези, вези, султанские гробницы надо посмотреть, – сказал Нюренбергу Николай Иванович. – Это на кладбище, что ли? Турецкое кладбище любопытно посмотреть.
– Нет, не на кладбище. Это особого великолепного мавзолеум, но там сзади есть и старого кладбище. Это в Стамбул, это на главного улице, это недалеко.