В гостях у турок. Юмористическое описание путешествия супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых через славянские земли в Константинополь

По приказанию Карапета банщики закутали Николая Ивановича в мохнатые полотенца и стали укладывать на мраморный полок в предбаннике, но там он лежать не захотел, а проследовал в раздевальную, где и улегся на мягком диване. Банщики стояли над ним и улыбались, скаля зубы и бормоча что-то по-турецки.

– Чего смотрите, черти! Дико вам, что русский человек большой жар выдерживает? – говорил он им. – Это оттого, что русская шкура выделана хорошо и самая выносливая в мире. У вас вот только жар один, а мы в придачу-то к жару еще вениками хлещемся. Да…

Разумеется, банщики слушали и ничего не понимали.

– Не понимаете, черти? Ну, да и не надо, – продолжал Николай Иванович, нежась на диване. – А вот покурить надо! Трубку! Чубук… Люле… Тютюн покурить… Табак… Наргиле… – отдал он приказ банщикам, мешая турецкие и русские слова и еще показал жестом, приложив палец ко рту.

Банщики поняли. Со всех ног бросились к буфетной стойке и вернулись оттуда с кальяном и бокалом лимонаду.

В это время вернулся из бани Карапет. Он был совсем малиновый и, кряхтя и охая, в изнеможении повалился на диван.

– А я совсем в турецкого пашу преобразился, Карапет Аветыч, – сказал ему Николай Иванович. – Видишь, в чалме и с кальяном. Вот Глафира Семеновна посмотрела бы на меня теперь! То-то бы диву далась! Похож я теперь на пашу, Карапет? – спросил он, потягивая в себя дым кальяна.

– Совсем султан! Совсем падишах! Не хватает тебе только два жена, – откликнулся армянин и спросил: – Угощаешь ты меня, дюша мой, этой баней?

– Сделай, брат, одолжение… Пожалуйста.

– Тогда вели подать кофе, лимонад и шербет…

– Пожалуйста, заказывай.

– Можно и мастики?

– Да разве здесь подают вино?

– Что хочешь подают. Спроси отца с матерью и то подадут, дюша мой.

– Закажи уж и мне рюмку мастики. И я с тобой этой мастики выпью.

– Мы с тобой даже коньяк выпьем.

– Да будто здесь есть такая роскошь!

– Еще больше есть. Всякая штука есть, – подмигнул Карапет и стал приказывать банщикам подать угощение.

Через пять минут на столике около дивана Карапета появился целый поднос с напитками, а к мастике подана была и закуска в виде маринованной моркови.

Карапет предложил выпить мастики, и они выпили.

– Какая прекрасная вещь! – проговорил Николай Иванович, смакуя мастику. – Вот за буфет хвалю турецкую баню. Похвально это, что здесь можно и вымыться, и выпить, и закусить. А у нас в Питере сколько ни заводили при банях буфеты – ни один не выжил.

За мастикой был выпит коньяк, и Карапет и Николай Иванович принялись одеваться при помощи банщиков. Последние оказались в этом деле истинными мастерами. При их помощи ноги в мгновение ока влезали в носки, руки сами продевались в рукава рубахи, сапоги, как по щучьему велению, оказались на ногах. Не прошло и минуты, как одевание уж кончилось, и банщики кланялись и просили бакшиш.

– Сейчас, сейчас… – кивнул им Николай Иванович. – Вот этот черномазый дяденька даст вам, – указал он на армянина и спросил его: – Сколько за все про все следует?

– Давай серебряный меджидие, эфендим. С него тебе еще сдачи будет, – отвечал Карапет и, приняв деньги, принялся рассчитываться.

– Как здесь все дешево! – дивился Николай Иванович. – Ведь серебряный меджидие стоит двадцать пиастров, а двадцать пиастров – полтора рубля.

– Вот тебе еще полтора пиастра сдачи, – протянул ему Карапет.

Но Николай Иванович сунул сдачу в руки банщикам и вместе с Карапетом направился к выходу. Банщики, кланяясь и ударяя себя ладонью по лбу в знак почтения, проводили их до двери, напутствуя благими пожеланиями.

– Какой милый народ эти турки! – проговорил Николай Иванович.

Чаепитие после бани

Дома Николая Ивановича ждал самовар, взятый у турка-кабакджи и уже кипевший на столе. Грязный, нечищеный, он все-таки доставил ему неисчислимое удовольствие.

Входя в комнату, он воскликнул:

– Браво, браво! Наконец-то мы по-человечески чаю напьемся!

Глафира Семеновна сидела уже около самовара и пила чай.

– Знаешь что? – встретила она мужа улыбаясь. – Вся здешняя обстановка и этот самовар напоминают мне ту комнату на постоялом дворе, в которой мы ночевали, когда ездили из Петербурга на богомолье в Тихвин.

– Смахивает, смахивает, – согласился Николай Иванович. – Только там ковров не было, а были простые холщовые половики. Стены тоже похожи. Там литографированный портрет митрополита висел, а здесь армянского патриарха и также засижен мухами. Вот и часы на стене с мешком песка вместо гири. Там тоже были такие часы. Но все-таки эта обстановка мне лучше нравится, чем комната в английской гостинице с верзилами лакеями, разыгрывающими из себя каких-то губернаторов. Ну, наливай, наливай скорей чайку стакашек! – воскликнул он, отирая свое красное потное лицо полотенцем и, перекинув его через шею, подсел к столу.

– Ну, как баня? – спросила Глафира Семеновна.

– Наша лучше. У нас пар, а здесь жар. Да и жара-то настоящего нет.

И Николай Иванович начал рассказывать жене о бане, как он лежал на софе в турецкой чалме на голове и курил кальян и т. п. Но когда дело дошло до ресторана в бане, она воскликнула: