В гостях у турок. Юмористическое описание путешествия супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых через славянские земли в Константинополь

– Здесь в Стамбуле почти что всегда… Мы теперь едем по Стамбулу, по турецкой части города. Но сегодня все- таки праздник, пятница – Селамлик, турецкого воскресенье, – пояснил он. – Каждого пятницу наш султан едет в мечеть Гамидие и показывается народу. И вот весь этот народ поднялся с раннего утра и спешит посмотреть на султана. Бывает большой парад. Все войска становятся шпалерами по улицам. Вся султанская гвардия будет в сборе. Музыка… всякого мусульманского попы… придворные шамбеляны… генерал-адъютанты… министры… Великий визирь… Все, все будет там. Принцы… Султанских жен привезут в каретах. Вам, господин, и вашей супруге непременно надо быть на церемонии. Все именитого путешественники, приезжающие к нам в Константинополь, бывают на селамлике.

Слово «именитые» приятно пощекотало Николая Ивановича.

– Что ж, я, пожалуй… – произнес он. – Глаша, хочешь? – спросил он жену.

– Еще бы… Но ведь, поди, сквозь толпу не продерешься и ничего не увидишь, – дала та ответ.

– О, мадам, не беспокойтесь! – воскликнул проводник. – На ваш паспорт я возьму для вас билет из русского консульства, и с этого билетом вы будете смотреть на церемонию из окон придворного дома, который находится как раз против мечети Гамидие, куда приедет султан.

– А в котором часу будет происходить эта церемония? – спросил Николай Иванович.

– Часу во втором дня. Но туда надо все-таки приехать не позже одиннадцати часов, потому как только войска расставятся шпалерами…

– Так как же нам?.. Ведь уж теперь…

– О, успеем! Теперь еще нет и девяти часов. Скажите только Адольфу Нюренбергу, чтобы был добыт билет, не пожалейте двадцатифранкового золотого, и вы будете видеть церемонию так же хорошо, как вы теперь меня видите. Но позвольте отрекомендоваться… Адольф Нюренберг – это я, – проговорил с козел проводник. – По-русски я зовусь Афанасий Иванович, а по-немецки Адольф Нюренберг. Так вот только прикажите Адольфу Нюренбергу – и билет будет. Наполеондор будет стоить экипаж, ну и еще кое-какие расходы пиастров на пятьдесят – шестьдесят при получении билета. Нужно дать бакшиш кавасам[55], швейцару… Сейчас я вас привезу в гостиницу, вы умоетесь, переоденетесь, возьмете маленького завтрак, а я поеду добывать билет. Вот на извозчика тоже мне надо. Нужно торопиться. Пешком не успею. Весь расход для вас будет в два полуимпериала. Адольф Нюренберг честный человек и лишнего с вас ничего не возьмет. Мое правило есть такого: беречь каждого пиастр моих клиентов. Желаете видеть церемонию селамлика? Парад помпезный!

– Да поедем, Глафира Семеновна… – сказал Николай Иванович жене.

– Поедем, поедем. Пожалуйста, выхлопочите билет, Афанасий Иванович, – кивнула Глафира Семеновна проводнику.

Вот ты какой, Константинополь!

Но вот миновали узкие улицы Стамбула, выехали на набережную Золотого Рога, и показался плашкоутный мост через залив. Открылся великолепный вид на Галату и Перу – европейские части города. Террасами стояли дома всевозможных архитектур, перемешанные с зеленью кипарисов, на голубом небе вырисовывались узкие минареты мечетей, высилась старинная круглая башня Галаты. Вправо, на самом берегу Босфора, как бы из белых кружев сотканный, смотрелся в воду красавец султанский дворец Долма-Бахче. Проводник Адольф Нюренберг, как ни трудно было ему сидеть на козлах между кучером и сундуком, то и дело оборачивался к супругам Ивановым и, указывая на красующиеся на противоположном берегу здания, называл их.

– А вот это, что от Долма-Бахче по берегу ближе к заливу стоят: мечеть Валиде, Сали-Базар, где рыбаки рыбу продают, мечеть Махмуда, мечеть Кильдж-Али-Паша, агентства пароходных обществ, карантин и таможня, – говорил он.

– Как? Мы еще должны попасть в карантин и в таможню? – испуганно спросила Глафира Семеновна.

– Нет, нет, что вы, мадам! Успокойтесь. Карантин только во время холеры для приезжающих с моря. Вещи ваши также осмотрены, и никакой таможни для вас больше не будет. О, на турецкого таможню только слава! А если знать, как в ней обойтись, то снисходительнее турецкого таможни нет в целом мире, и господа корреспонденты напрасно бранят ее в газетах, когда пишут своего путешествия.

– Да, да… Это можем и мы подтвердить, – подхватил Николай Иванович. – На железной дороге, при переезде границы, нас не заставили даже открыть наших саквояжей, тогда как в славянской Сербии рылись у нас даже в корзинке с закусками и нюхали куски ветчины, нарезанные ломтями. И это у братьев-славян-то! Молодцы турки.

Въехали на мост с деревянной настилкой. Доски настилки прыгали под колесами экипажа, как фортепьянные клавиши. Экипаж трясся, и Адольф Нюренберг ухватился одной рукой за сундук, другой за кучера, чтобы не упасть.

– Это Новый мост называется, или мост Валиде, а тот, что вон подальше, Старый мост, или мост Махмуда, – пояснил он, уже не оборачиваясь. – Но у нас в Константинополе зовут их просто: Старый и Новый. Некоторые их настоящего названий и не знают.