– У турчанок, мадам, это в моде, – ответил проводник. – Самого молоденького хорошенького дама – и та красится. Хороша, а хочет быть еще лучше. На константинопольские дамы выходит столько краски, сколько не выйдет на весь Париж, Берлин, Лондон и Вена, если их вместе взять. Да, пожалуй, можно сюда и ваш Петербург приложить. Не смейтесь, мадам, это верно, – прибавил он, заметя улыбку Глафиры Семеновны. – Как встает поутру – сейчас краситься, и так целого дня. Им, мадам, больше делать нечего. Кофе, шербет, конфекты и малярное мастерство! Гулять дама от хорошего общества без евнуха не может.
– Отчего? – быстро спросила Глафира Семеновна.
– Этикет такой. Жена от наша или от турецкого шамбелен даже пешком по улицам ходить не должна, а если поедет на кладбище или в модного французского лавка в Пера – всегда с евнух…
– Как это, в самом деле, скучно. Какие ревнивцы турки. Ведь это они из ревности запрещают.
– Нет, не из ревность. Этикет. Как ваша петербургского большого дама без лакей никуда не поедет, так и здешняя большого дама без евнух не поедет.
– Могла бы с мужем.
– Пс… – произнес на козлах проводник и отрицательно потряс рукой. – Никакого турок, даже самый простой, никуда со своя жена не ходит и не ездит.
– Отчего же? Взял бы под руку, как у нас, и пошел.
– Какая ты, душечка, странная, – возразил супруге Николай Иванович. – Как турку взять жену под ручку и идти с ней гулять, если у него их пять-шесть штук. Ведь рук-то всего две. Возьмет с собой пару – сейчас остальные обидятся. Ревность… Да и две-то если взять с собой, одну под одну руку, другую под другую, то и тут по дороге может быть драка из ревности…
– Позвольте, позвольте, господин, – перебил Николая Ивановича проводник. – Прежде всего, теперь в Константинополе очень мало турок, у кого и две-то жены есть. Все больше по одной.
– Как? Отчего?
– Дорого содержать. Да и моды нет.
– А гаремы? Ведь у турок гаремы, и в них, говорят, по тридцати – сорока жен.
– На весь Константинополь теперь и десяти гаремов нет. То есть гаремы есть, потому турецкого дамы не должны в мужского комната жить, а живут в женского половина, что называется гарем, но в этого гарем у самого старого и богатого турка две-три жены и женская прислуга, а у молодой турок почти всегда одна жена.
– Это для меня новость, – проговорила Глафира Семеновна удивленно. – Но отчего же у старого больше, чем у молодого? Вот что странно.
– О, тут совсем другого разговор! Старые турки живут на старомодного фасон, а молодого турки по новой мода.
– Так, так… Это значит, одни по цивилизации, а другие без цивилизации, – сказал Николай Иванович.
– Вот-вот… Одни на европейский манер, а другие… Но все-таки, кто и на европейский манер, всегда есть шуры- муры с прислугой. Ведь всегда есть хорошенького молоденького прислуга, – пояснил проводник.
– Понимаю, понимаю, – проговорил Николай Иванович.
– Но отчего же молодые турки, у которых по одной жене, не могут гулять с ней по городу под руку? – допытывалась у проводника Глафира Семеновна.
– Закон не позволяет. Боятся своего турецкого попов.
– Да ведь сами же вы сейчас сказали, что они цивилизованные, так что им попы!
– О, может выйти большого неприятность!
– Бедные турецкие дамы. Ну, понятное дело, они от скуки и красятся, – произнесла Глафира Семеновна. – Да-да… Вот еще дама в карете проехала, и с нею девочка и мальчик в феске. Тоже страшно наштукатурена.
– Армянского дамы, греческого дамы, еврейского – те не красятся, у тех нет этого мода, – рассказывал проводник. – То есть так разного косметического товар они на себя кладут, но немножко – и без мода. Вот одного моего знакомого дама, мадам Лилиенберт идет, – указал он на черноокую молодую еврейку в шляпе с целой клумбой цветов. – Она без штукатурки. Муж ее банкир и продает старинного турецкие вещи.
В конце моста сделалось еще многолюднее. Было уж даже тесно. Экипаж ехал шагом. Кучер то и дело кричал и осаживал лошадей, чтобы не раздавить прохожих. Между прочими двигалась целая толпа халатников – человек пятьдесят, в белых чалмах с зеленой прослойкой и с четками в руках.
– Это все духовного попы и дьячки из провинции. Они идут с мечети Гамидие, чтобы видеть султана и занять лучшие места, – пояснил проводник. – Да и вся эта публика идет туда же, на Селамлик, смотреть на церемонию.
– Стало быть, толпа эта не обычная? – спросил Николай Иванович.
– На мостах всегда бывает очень тесно, но сегодня Селамлик, а потому еще теснее. Все спешат, чтобы прийти пораньше и занять хорошего места.
– Батюшки! Что это? Католические монахи… – указала Глафира Семеновна мужу на двух капуцинов в коричневых рясах и с непокрытыми головами. – Точь-точь как в Риме. Послушайте, разве здесь позволяется им ходить в своем наряде? – обратилась она к проводнику.