В грозный час

Темир-мурза непроизвольно дёрнулся, внимательно вгляделся в лицо кричавшего московита и вздрогнул. Он тоже узнал его. Это был тот самый захваченный во время набега казак, которому посчастливилось сбежать. Поняв, что медлить больше нельзя, Темир-мурза потянулся за саблей, и тут бывший здесь же дервиш, бормоча молитвы, загородил ему дорогу своим ослом. Случилась короткая заминка, но уже через какое-то мгновение московиты и татары, выхватив сабли, готовы были броситься друг на друга, однако снова им помешал дервиш.

– Стойте! – закричал он, высоко поднимая скрюченную ладонь, у которой вверх торчали только два пальца, и, сразу сбавив тон, не сказал, а пропел: – Люби свою веру, но не осуждай другие…

Неожиданная выходка дервиша чем-то смутила московита, он явно заколебался и неожиданно обратился к Темиру-мурзе.

– Товар твой?

Похоже, теперь московит наконец-то сообразил, кто на самом деле охраняет караван, и понял, что нападение не сулит успеха. Однако и Темир-мурза видел, что отбиться от этой казачьей ватаги будет трудно, и потому ответил коротко:

– Мой.

– Куда идёшь? – московит окинул взглядом вереницу верблюдов.

Было заметно, что нападать он не решается, и тогда Темир-мурза сдерзил:

– Туда, где есть джейраны.

– Езжай, – небрежно бросил московит и, завернув коня, поскакал прочь.

Когда оставшиеся ни с чем казаки отъехали уже на порядочное расстояние, Туган-бей, обращаясь к Темиру-мурзе, заметил:

– Да, ежели б не наш дервиш, то… – не договорив, он глянул на Темира-мурзу, но тот лишь махнул рукой, приказывая вести остановившийся караван дальше.

К стоянке племени башкортов[63] караван пришёл только перед самым вечером. Поскольку время холодов ещё не наступило, судя по всему, никто здесь пока не собирался откочёвывать к зимнику, и войлочные юрты-тирме продолжали стоять на всё том же, давно облюбованном месте летовки. Среди них резко выделялась стоявшая в самом центре богатая юрта с белым верхом, по краю которого шёл зелёный узор. Узорчатыми были и обе стороны входа, прикрытого резной деревянной дверью. Было ясно, что это жилище местного бия[64], и значит, проводник вывел караван куда надо.

Караван-баши остановил верблюдов на некотором расстоянии от летовки и приказал готовить ночлег. Всадники слезли с коней, купцы со своими людьми засуетились возле тюков с товарами, а Темир-мурза вместе с Туган-беем, спешившись, направились к белой юрте, до которой было шагов пятьдесят. Когда они подошли, дверь юрты уже была гостеприимно распахнута, а у входа их ждал сам хозяин. Другие «волкоголовые» стояли на некотором отдалении и ждали, что решит бий.

Темир-мурза в первый раз выполнял такое поручение и сейчас с интересом присматривался к бию. Это был крепкий мужчина, одетый в сакман[65], украшенный затейливой вышивкой. Его туго стянутый тканый пояс имел в длину не меньше чем полтора-два аршина, на нём справа висела кожаная сума капта, а на левом боку бисак кыны – нож в деревянных, обшитых кожей ножнах. Сдержанно поприветствовав гостей, бий широким жестом пригласил их в юрту. Темир-мурза ещё не успел осмотреться, как следом вошли ещё два батыра[66], сопровождавшие прибывшего с караваном дервиша.

Темир-мурза глянул на Туган-бея, но смолчал: ему уже было известно, как «волкоголовые» относятся к исламу. Тем временем принесли бешбармак, и только после того, как гости управились с мясом, приправленным зеленью, Темир-мурза решился заговорить. Ему было известно, что «волкоголовые» недавно ушли под высокую руку царя московского, и потому он сказал прямо:

– Царь Московии утратил силу, и теперь великий Таталган Девлет-Гирей обещает вам покровительство.

Темира-мурзу тут же поддержал Туган-бей, заявив:

– Ногайские мурзы велели передать, что они рады видеть ваши кочевья на Кубани.

Бий «волкоголовых» долго молчал и лишь потом негромко ответил:

– Царь на вечные времена закрепил наши права на веру и старые отеческие земли.

– Однако времена меняются… – глубокомысленно заметил Темир-мурза, и тут в разговор неожиданно вмешался до этого сидевший безмолвно дервиш.

Он как-то весь подался вперёд и, поочерёдно всем глянув в глаза, громко произнёс:

– В тюрэнге[67] «Кузы-Купяг» сказано: «И приводили безумных в ум».

А затем, мерно раскачиваясь, дервиш начал едва слышно читать суры из Корана.

Когда он закончил, воцарилась тишина, и, хотя каждый из бывших в юрте воспринял слова дервиша по-своему, все дружно закивали головами…

Глава 6

Только-только приехавшие в Кафу сыновья Девлет-хана Магмет-Гирей и Али-Гирей, устав с дороги, расположились на отдых в доме местного богатея Мехмета-оглу. Сейчас в комнате клубился дым, булькали сразу два кальяна, от прикрытого окна тянуло холодком, а запах фруктов, грудой лежавших на подносе, даже перебивал аромат турецкого табака. Казалось, здесь угнездилась нега, но это было не совсем так. Чингисиды знали: поход на Москву – дело решённое, и им ещё предстоит командовать отрядами.