В грозный час

Но вот отзвучала первая ария. Зал отозвался горячими аплодисментами. Наши танкисты рукоплескали особенно дружно. И это самым благотворным образом подействовало на артистов: они оживились, от былой сдержанности не осталось и следа. Чем дальше шла опера, тем ярче и вдохновеннее становилась их игра, чаще звучали в зале аплодисменты.

Долго они не смолкали и по окончании спектакля. А когда был вторично поднят занавес и артисты вышли раскланяться с публикой, наши воины-гвардейцы — стройные, подтянутые, поблескивающие многочисленными орденами и медалями — встали и направились на сцену с большими корзинами белых астр.

Что тут начало твориться! Артисты бросились обнимать наших славных ребят, целовать их. А те в свою очередь обошли всех артистов, каждому вручили цветы. Самый большой букет достался маленькой Люси — мадам Баттерфляй.

Потом кто-то из мужчин-солистов вышел поближе к рампе и, когда зал утих, произнес теплую и трогательную речь. Хотя она была лишь наполовину составлена из русских слов, мы все же сумели понять, что актер от имени своих товарищей благодарит нас за горячий прием и возвращенное им советскими воинами счастье играть на сцене.

Владелец театра, провожая нас, взволнованно говорил:

— Простите меня за откровенность, но я боялся за сегодняшний спектакль. А тут такой успех! Да, ваши солдаты оказались людьми очень высокой культуры! Я просто потрясен! Как они умеют слушать музыку! Как тонко чувствуют игру! Спасибо вам, большое спасибо.

Мы уходили из театра с думой о мирной жизни, о том, как много прекрасного и удивительного ждет нас впереди. Но до мирной жизни было еще далеко. Шла война. И в ту же ночь наш полк по тревоге покинул Орадеа-Маре. Форсированным маршем мы направились в сторону Дебрецена — навстречу новым боям.

Глава одиннадцатая. На пути к Победе

К вечеру полк остановился для заправки танков горючим у высотки, находящейся почти рядом с шоссейной дорогой. Противник был где-то неподалеку от нас. Поэтому мы сразу же организовали оборону на случай отражения вражеской атаки: укрыли в кустарнике шесть танков, а впереди них разместили в окопах два взвода автоматчиков.

Остальной личный состав после заправки и обслуживания машин расположился на отдых. Отдав необходимые распоряжения, мы с командиром полка тоже решили немного поспать.

Но не прошло и двух часов, как нас разбудили. Со стороны высотки, где заняли оборону наши танкисты и автоматчики, слышалась ружейно-пулеметная стрельба. Потом заговорили пушки. Судя по звукам, огонь вели как наши, так и вражеские орудия.

Быстро связываемся по рации с танкистами, спрашиваем:

— Что там у вас?

— Фашисты навалились. Бьем, — спокойно отвечает старший лейтенант А. С. Головачев, командир группы стоящих в обороне танков.

— Сколько их?

— Да тут разве подсчитаешь. Темно уже, ничего не видно.

— Раз Головачев спокоен, значит, все в порядке, — замечает Краснов. Но сам тут же решает послать к высотке разведчика. Кто знает, какими силами атаковал нашу группу противник. Может быть, это какое-то выходящее из окружения подразделение. А если нет? Что, если силы врага значительно больше? Нет, тут нужно действовать наверняка, знать, с кем имеешь дело. Конечно, старший лейтенант Головачев — опытный, боевой командир. Коммунист, ветеран части. Воюет уже больше двух лет, награжден орденом Отечественной войны I степени. Он и сам может реально оценить обстановку, принять верное решение. И все же… Как бы не получилось просчета. Ведь сейчас не день, а ночь.

Лейтенант В. П. Груздев, посланный командиром полка для выяснения обстановки на месте, садится в бронетранспортер, и тот вскоре растворяется в ночной темноте. Мы начинаем с нетерпением ждать его возвращения, еще не зная, что события у высотки приняли тем временем довольно серьезный оборот. Фашисты наседали, оказывается, значительными силами. Им удалось подбить танки Головачева и Семенова. Правда, экипажи остались в машинах, превратив их в неподвижные огневые точки.

Танкисты и автоматчики держались у высотки стойко. Возможно, они и сами бы одолели фашистов, но подошли к концу снаряды. Об этом мы узнали от автоматчика Тургула Байназарова. Он появился на нашем командном пункте раскрасневшийся, со сбитой на затылок каской. Торопливо обратился к Краснову:

— Товарищ командир, снаряды давайте! Отбиваться нечем. Фашисты лезут, а мы… Лейтенант послал к вам, боеприпасы просит.

— Какой лейтенант?

— Семенов, товарищ командир.

Его обращение «товарищ командир» звучало странно, как-то непривычно. Позднее лейтенант Семенов расскажет мне, что, сколько он ни бился с этим красноармейцем, все равно не смог приучить Байназарова обращаться к начальникам по воинскому званию. Тургул каждый раз внимательно слушал его, согласно кивал головой. А когда Семенов спрашивал, все ли тому ясно, отвечал:

— Так точно. — И добавлял свое неизменное «товарищ командир».

Но это будет потом. А пока же Байназаров стоял перед нами и просил снарядов.