В грозный час

Вполне мирная картина: сидят люди под сосной, перебрасываются шутками и старательно дуют в дымящиеся ложки.

— Не будем от них отставать, — сказал комбат и направился за котелком.

В этот момент к нам подкатил с ног до головы залепленный грязью мотоциклист.

— Связной красноармеец Махлаков, — представился он. — Командиру батальона приказано немедленно прибыть в штаб полка за получением задачи.

— Ничего не поделаешь, — развел руками Коган. — Придется вам подкрепляться без меня…

Через несколько минут его тридцатьчетверка помчалась на КП полка, а мы с начальником штаба, начальником связи и помпотехом батальона занялись каждый своим делом. Мне надо было обговорить с политруками рот темы бесед с личным составом, проинструктировать партийных и комсомольских активистов, посоветовать им более энергично вести работу в экипажах по мобилизации бойцов на решительный отпор врагу…

Комбат вернулся уже затемно. Вылез из танка, усталым движением руки стянул с головы шлемофон, сказал:

— Приказано сменить позицию. Полку занять оборону на рубеже река Алешня, деревня Мальцево. Бригада тоже меняет рубеж.

— Это же ближе к Можайску! — возмутился старший лейтенант Райгородский. — Гитлеровцев еще нет, а мы уже отступаем…

— Приказы, Леонид Леонтьевич, не обсуждаются, — строго сказал Коган. — Сказано сменить рубеж — сменим. А что касается целесообразности приказа, то в этом сомнений никаких нет. Мы одни, как былинка в поле. Нам пока и опереться-то не на кого… Снимаемся немедленно.

Сырой, темный лес вскоре наполнился гулом моторов. Танки двинулись не на запад, а на восток. Но мы не отступали, а просто меняли рубеж, занимая новый, в тактическом отношении более выгодный, чтобы быть ближе к соседям — 19-й танковой бригаде, которая вела бои севернее нас. Словом, пытались собраться в один крепкий кулак. Это делалось для того, чтобы лучше и сильнее бить врага.

* * *

Ночь прошла в хлопотах: мы оборудовали позиции, готовили танки к предстоящему бою. Я обошел все экипажи и вместе с политруками рот поговорил с людьми, еще раз разъяснил им создавшуюся обстановку и стоящие перед ними задачи. Радовало настроение танкистов — боевое, приподнятое. Они все еще были под впечатлением вчерашнего боя и с нетерпением ждали новой встречи с врагом, чтобы бить его без пощады.

Перед рассветом позвонил начальник политотдела бригады старший батальонный комиссар Б. И. Захаров:

— Докладывай, комиссар, что сделано…

Я коротко сообщил о проделанной работе, в заключение заверил:

— Батальон готов бить фашистов.

Борис Иванович засмеялся:

— Ну раз готов, значит, партполитработа проведена на уровне. Сам-то к тридцатьчетверкам привык?

— Вчера уже воевал на них.

— Про вчерашний бой знаю. Донесения читал… — Начальник политотдела немного помолчал, в трубке отдаленно слышался чей-то разговор. Наверно, в политотделе бодрствовал не только Борис Иванович. — Но учти, комиссар, обстановка серьезная. Враг накапливает силы, утром ринется вперед. Вчерашний испуг он вам не простит…

В конце разговора начпо бригады поинтересовался:

— Из дома вестей никаких нет?

— Пока нет. Из Орла родители жены, наверное, эвакуировались, а вот куда — не знаю…

— Думаю, что все будет хорошо. Ты духом не падай.

Утром в батальон доставили газеты. В «Правде» сообщалось о зверствах фашистов на временно оккупированной советской территории. Прочитал это танкистам. Смотрю, в глазах моего механика-водителя сержанта Афанасия Горюнова (однофамильца Горюнова из 34-го полка 17-й танковой дивизии) появились слезы.

— Вы что, Горюнов?

Провел механик-водитель по глазам рукавом, а у самого так желваки на скулах и ходят.

— Так ведь, товарищ комиссар, может, и с моими эти гады так-то. Ну погоди, фашист, дай до тебя добраться!..

Да, все-таки огромная сила воздействия у печатного слова!

Едва стало светать, как нас с комбатом вызвали на командный пункт полка. Дорога туда шла через низкорослый лесок, была сплошь в ухабах, в глубоких колдобинах стояла глинистая жижа, и танк наш выписывал немыслимые зигзаги.

КП полка располагался в небольшой, примыкающей к деревне рощице, насквозь продуваемой сырым осенним ветром. В сарайчике, где расположился командный пункт, тоже гулял ветер, и начальник штаба полка то и дело зажигал фитиль тусклой, часто гаснувшей коптилки.

На КП уже были командиры и комиссары других подразделений. С некоторыми из них я успел познакомиться еще во Владимире. Мы поздоровались, но поговорить не успели: командир полка начал ставить боевую задачу.

— По данным разведки нашей бригады, — сказал подполковник А. Г. Курелин, глядя на лежавшую перед ним карту, — юго-восточнее Гжатска противник сосредоточивает пехоту, танки, бронетранспортеры, артиллерию…

— До двух батальонов пехоты и около двадцати танков, — уточнил начштаба полка.

Курелин согласно кивнул и продолжил:

— Намерения гитлеровцев ясны: выйти на автостраду и устремиться по ней, сметая на своем пути наши подразделения прикрытия. Одним словом, расчистить дорогу для беспрепятственного продвижения своих главных сил, нацеленных на Можайск и далее на Москву.