В гвардейской семье

старший сержант Николай Захарченко. Из-за его плеча вижу свежий номер боевого листка. Наверху

крупно написано: «Добьем остатки немцев в Крыму!» Небольшая передовица содержит итоги последних

штурмовок, фамилии наиболее отличившихся летчиков, воздушных стрелков, механиков, вооруженцев, мотористов полка. А вот в конце — печальные строки: «Отомстим за нашего штурмана полка гвардии

майора Суклышкина!». Вспомнилось, как на прошлой неделе пришла в полк тяжелая весть: погиб Иван

Григорьевич Суклышкин — бесстрашный ас, коммунист, превосходный мастер штурмовых ударов, первоклассный штурман.

Рядом с боевым листком — карта общей фронтовой обстановки в районе Севастополя, последние сводки

Совинформбюро. Такие переносные стенды были в каждой эскадрилье и на командном пункте полка. К

ним [124] всегда спешили авиаторы. Каждого интересовало всё: и вести с фронтов, и сообщения о

трудовых делах нашего народа, и события, происходящие за рубежом.

...Подполковник Ляховский поставил боевую задачу: надо поддержать наступление наземных

подразделений на опорный пункт фашистов.

Выйдя от командира, заглянул в диспетчерскую. Катюша работает.

— Если все будет нормально, вернусь без потерь.

— Обязательно вернешься — и без потерь!

Она сказала это с твердым убеждением, как бы подчеркивая, что будет именно так — и ни в коем случае

не может быть иначе.

Я как-то невольно нащупал пуговицу левого кармана, отстегнул клапан — и пальцы мои коснулись ее

подарка...

Несколько дней тому назад, когда я заглянул к Катюше, она протянула мне небольшой конвертик, сказав

при этом:

— У нас на Волге такой обычай — дарить на счастье...

В конверте лежал аккуратно сложенный носовой платочек. Шелковый, нежный. В уголочке — искусно

вышитая Золотая Звезда Героя, веточка дуба с ярко-зелеными листочками.

Я был тронут:

— Спасибо тебе большое, дорогая!..

5.

...Видимость — отличная. Сине-голубое небо пронизано золотом солнечных лучей. Смотрю влево, затем

вправо: ведомые, словно привязанные ко мне невидимыми нитями, идут уступом. Поодаль, выше —

собратья наши, краснозвездные «яки».

Подходим к цели. Вражеские зенитчики, конечно же, изготовились к стрельбе. Я даже представил себе, как прибористы припали к окулярам, как номера расчетов заняли свои места и только ждут команды.

Вот-вот она раздастся — и грохнут орудия. Наступил как раз тот самый момент, когда я должен

действовать в соответствии с намеченным планом. Выполняю маневр — меняю курс, высоту. Иными

словами — путаю карты вражеским [125] зенитчикам. А цель уже под нами. Чуть дальше —

огнедышащий вулкан. Это — Сапун-гора. Склоны изрыты окопами, траншеями, расчерчены системой

заграждений.

— Атакуем! — бросил я одно лишь слово в эфир — и повел шестерку на снижение.

«Сейчас, вот-вот встретит нас огненный шквал»... Только подумал — и тотчас же вокруг заплясали

дымные шарики. В кабине запахло пороховой гарью.

— Орлы, смелее! — подбадриваю ведомых и в то же время стараюсь отвлечь их от страха перед этой

стеной заградительного огня. Собственно, опасная зона уже преодолена. Да и рвутся снаряды далеко

вверху.

Первая атака удалась. Мы обрушили на врага смертоносный груз. Там, где были огневые точки

противника, где простирались траншеи, одна за другой взблескивали огненные вспышки рвущихся

реактивных снарядов, вздымались разрывы бомб. Склоны Сапун-горы затянула дымная мгла.

— Порядок: начало сделано! Еще заход!..

Теперь заговорили пушки и пулеметы наших «илов». Зенитки не унимались, посылая навстречу нам и

вдогонку снаряд за снарядом. Но тщетно!.. Задание выполнено! Результаты штурмовых ударов

зафиксированы фотокинопулеметами. Теперь — домой! Со станции наведения передают: нам объявлена

благодарность.

На аэродром шестерка пришла в полном составе. Все самолеты целы. Только машина лейтенанта

Карпеева в нескольких местах прошита осколками близко разорвавшегося зенитного снаряда.

— Ну, что я говорила тебе, что? — встречает меня Сияющая Катюша.

— Спасибо тебе за добрые слова! — пожал я ее мягкую, теплую руку. — Бегу к командиру с докладом.

Все было превосходно. И надо же случиться беде...

Времени на обед мало — буквально считанные минуты. Полуторка мчится к столовой. В кузове —

яблоку негде упасть: летчики стоят, держась друг за друга, покачиваются, когда машина подпрыгивает на

неровностях дороги.

Я стоял у кабины. И вдруг... Что там произошло — не знаю. Только водитель резко нажал на тормоз.

Машина сразу остановилась — и живая масса, качнувшись, [126] навалилась на меня. Моя левая, еще

неокрепшая рука подвернулась — и я ощутил адскую боль. Теперь пришлось спешить не в столовую, а в

санчасть. Врач ощупал руку, покачал головой, велел наложить шину.

После обеда узнал, что ровно в пятнадцать часов в тот же район, куда я водил шестерку, пойдет с группой

Кривошлык. Его заместителем будет капитан Коровин.

— Товарищ майор, меня, выходит, вы оставляете?..

— Так решил командир полка! — сухо отрезал Кривошлык.

«Значит, уже доложили Ляховскому!» — догадался я и поспешил в штаб.

— Товарищ подполковник! Там много зениток. Я пойду вместо Коровина — обстановка мне ведь уже

известна...