«В их руках». Девичье еврейское образование в Российской империи

Боль и отчаяние, а одновременно и вера в новые начинания явственно звучат в статье, опубликованной в 1888 году. Автор, подписавшийся как «Бен-Давид», презрительно отвергает все стратегии Просвещения. Еврейские школы Одессы он считает «укорененными в пустоте и крепящимися к отсутствию». По мнению Бен-Давида, школы изначально создавались не для учеников, а для учителей. Всевозможные общества, вроде ОПЕ, возникали ради «самовозвеличивания». Явственно имея в виду жесткие процентные нормы в образовании, введенные в конце 1880-х годов, он ставит под сомнение целесообразность существования школ, где «девочки учатся вышивать, шить, вязать, танцевать – и это тогда, когда все учебные заведения закрывают свои двери для наших сыновей, и дети Израиля в нашем городе блуждают заблудшими овцами, и негде им изучать ни Тору, ни ремесло»[279]. Выход Бен-Давид видит в том, чтобы уезжать из России в Землю Израиля.

Сионизм, всевозможные разновидности социализма и еврейский автономизм становились среди российских евреев все популярнее. Помимо прочего, свои идеи соответствующие организации распространяли и через образование, в том числе через вечерние школы для взрослых и, разумеется, через школы для еврейских детей. У этих школ были четко обозначенные цели, отражавшиеся в учебных программах. Сионистские школы ставили задачу воспитать поколение, свободно владеющее ивритом и готовое работать на земле. Бунд открывал школы, где через преподавание на идише и изучение соответствующей культуры прививали идеи социализма. Многие школы создавались с конкретной целью: обучить детей еврейских бедняков ремеслу, а также грамоте, и внушить им те или иные идеи.

Разумеется, эти новые школы возникли не на пустом месте. На деле, как мы уже видели, их возникновение было во многом подготовлено системой частных женских еврейских училищ. Училища, о которых шла речь в этой книге, давали педагогам возможность внедрять перемены через эксперимент. Как было показано выше, к переменам педагоги стремились в неравной степени. Некоторые считали воспитание русскоговорящих евреев ключом к «улучшению» российского еврейства. Другие хотели, чтобы дети лучше и более современно воспринимали родную религию. В любом случае эти конкретные цели приходилось примирять с совершенно реальной необходимостью заполнения классов.

Даже самым идейным преподавателям приходилось составлять программу, которая нашла бы отклик в широких слоях евреев из их общины. В контексте частных женских еврейских училищ это приводило к тому, что школы носили умеренный характер. В большинстве случаев родители могли не сомневаться, что их дочери вернутся из школы домой, изучив молитвы и освоив необходимое в быту рукоделье, такое как шитье и вязание.

Тем не менее определенный уровень экспериментаторства в школах все-таки допускался. Некоторые педагоги экспериментировали с более радикальным подходом к иудаизму – например, преподавали катехизис. В других школах на продвинутом уровне изучали грамматику, учили писать сочинения – либо на русском, либо на иврите. Были и такие школы, в которых отходили от представлений о формальном образовании как о благе, доступном в основном лишь высшим классам, и предлагали стипендии малообеспеченным ученицам. В некоторых школах идея аккультурации привела к внедрению совместного обучения представителей разных религий. Проводились эксперименты с общим обучением для девочек и мальчиков.

В целом период с 1844 по 1881 год стал временем экспериментов и временем эволюции женского еврейского образования – да и всего еврейского образования в России. В начале этого периода отправлять дочерей в школу все еще считалось отклонением. К концу женские еврейские школы существовали по всей черте оседлости. В предыдущих главах описано, что у всех этих школ было общего. При этом система не была застывшей. Более того, эксперименты в системе женского образования постепенно приводили к внедрению новых и самых разнообразных методов, равно как и программ. Вне всякого сомнения, система образования развивалась. Однако драматические события 1880-х годов подмяли ее под себя.

Не случись этих потрясений – погромов, жестких законодательных мер и разрыва с русскими либералами, – возможно, частные еврейские женские училища продолжили бы медленно эволюционировать. Но к концу 1880-х и к 1890-м годам педагоги уже были не готовы создавать школы, подстраивающиеся под общий знаменатель и лишенные ярко выраженной идеологии. Как педагоги, так и еврейские семьи все активнее стремились к созданию школ, которые смогут дать хоть какой-то ответ на насущные вызовы.

Рис. 10. Обложка брошюры, посвященной двадцатой годовщине женского девичьего училища Д. Куперштейна в Вильне, 1912 год