«В институте, под сводами лестниц…» Судьбы и творчество выпускников МПГУ – шестидесятников

Незамедлительно реагировал Ю. Ким на разнообразные явления бурной перестроечной жизни. На то, как немецкий лётчик на спортивном самолётике прилетел на Красную площадь («Кадриль для Матиаса Руста»). На отделение Литвы от СССР («Письмо великого князя московского в Литву»). На политическое банкротство коммунистической партии («Записка в президиум»). В последней песне, в отличие от множества других песен Кима, нет впечатляющих метафор. В ней на разные лады повторяется одна настоятельная просьба-приказ коммунистам (уж так они, видно, допекли Юлия Черсановича, и не только его): «Уходите, ваше время истекло! Уходите под сукно и за стекло!.. Вы жутко надоели! От вас мы одурели!..»

А по песне «Современный разговор нервного интеллигента с огромною бабою» (1991 г.) можно изучать краткую историю эпохи перестройки: «проституция, и рэкет, и в магазинах пустота», «и не дают народу землю, а порнографию дают», начинаются межэтнические столкновения на Кавказе…

Московские кухни

Эта пьеса стала кульминацией «диссидентского» творчества Ю. Кима, который обобщил свой собственный правозащитный опыт и свои размышления. Получилась поэтическая энциклопедия истории диссидентского движения в СССР. Ни единого лишнего слова, всё чеканно, ёмко и мощно. Почему именно «Московские кухни»! А действительно, почему интеллигенция засиживалась именно на кухнях, а не за празднично накрытым столом в гостиных? «Потому что всё было под рукой – выпивка и закуска. В гостиной не покуришь, не расположишься так свободно, как на кухне. На кухне проще устроиться со стаканом и пепельницей», – объяснял Ким. У него в пьесе «десять метров на сто человек» – наверное, такой метраж кухни был в квартире Петра Якира на Автозаводской. «Действительно, в его кухне было метров десять, но я совершенно не это имел в виду. Это чистая гипербола. Но на кухнях бывало много народу. И у Габая на кухне набивалось человек до двадцати».

Прототипы главных героев. Илья – Илья Габай. Вадим – Вадим Делоне. Николай – Пётр Якир. Если бы в жизни было так, как в пьесе Кима! Чтобы не погибли Габай и Делоне, а дожили до второй оттепели… Хорошо, что у художника есть горькая радость подарить жизнь тем, кто дорог – пусть в созданном его фантазией мире. Правда, сам Юлий Черсанович предупреждает, что это «очень обобщённые портреты».

А о чём эти строки? «О «чёрные маруси»! О Потьма и Дальстрой! О Господи Исусе! О Александр Второй!..»

«Чёрные маруси»- машины, на которых увозили арестованных по ложным доносам. Потьма – лагерь в Мордовии. Дальстрой – стройка, на которой работали заключённые. Александр Второй – русский император-реформатор, отменивший крепостное право. Историк Н. Эйдельман, мировоззренчески близкий Ю. Киму, говорил, что если бы народовольцы не убили Александра Второго, Россия пошла бы по прогрессивному пути, и мы бы сегодня жили, как весь цивилизованный западный мир. «Эх, родная полета восьмая: агитация – террор!» По статье 58 были расстреляны и посажены в лагеря сотни тысяч людей, обвинённых в участии в мифических террористических организациях и антисоветской агитации (которая выражалась в анекдотах или неосторожных замечаниях в адрес властей).

Может быть, самый яркий эпизод пьесы – музыкальный номер Вадима и Ильи «Лёня и Ося». Аллюзии очевидны: Сталин и Брежнев. «И снился Лёне дивный сон и явственный как быль: что будто бы танцует он со Сталиным кадриль. Спокойно так, солидно, хотя и не того… Немного вроде стыдно, но в общем ничего» – речь идёт о ползучей реабилитации Сталина в брежневскую эпоху.