«В институте, под сводами лестниц…» Судьбы и творчество выпускников МПГУ – шестидесятников

«…А потом мы с отцом оказались на территории Кремля. И мимо шёл человек с усами, в шинели и фуражке. Отец, было, потянулся к нему, но тот посмотрел так едко, с таким ожесточением. И как будто тень прошла по лицу отца… Я понял, что это Сталин, но как не совпадало это изрытое оспой недоброе лицо с теми парадными портретами, которые висели на каждом углу! Хотя, несмотря на всё это, вера в те портреты брала верх, они оставляли в сознании тот, красивый образ… Потом мы стояли в Петровском Пассаже в маленькой забегаловке, и отец говорил: «Ну, ничего. Давай делать суп из кубиков». А на следующий день отец приехал из Наркомата тяжёлой промышленности и сказал: «Завтра заберут Серго, а послезавтра всех нас».

Отец открыто возмущался тем, как проходила коллективизация на Украине, и подготовил письмо в ЦК, где говорил о том, что если не пересмотреть политику партии, это приведёт к страшному голоду – что и случилось. Отцу инкриминировали и его сочувствие к Троцкому, с которым они вместе воевали в гражданскую. Отец был уверен, что Сталин виноват во всём происходящем, но это поправимо: надо только дать народу возможность выбирать руководителя страны, и если оставлять Сталина, то так, чтобы народ мог корректировать его действия. Это был приговор самому себе. На следствии он сказал, что не только Сталин виноват, но и всё Политбюро, которое должно было уберечь его от неверных шагов, но этого не сделало. Заявить такую вещь – значило обречь себя на расстрел… Расстреляли отца в 37-м году.

В. Коржиков, 80-е годы

Я пять часов читал в архивах КГБ следственные материалы по делу отца: он всё взял на себя и никого не назвал из тех, кто собирался подписать то письмо в ЦК. А ещё раньше, в 56-м, когда отца реабилитировали, полковник-чекист показал мне отцовское дело (читать не дал – ещё не было распоряжений) и сказал: «Знай, твой отец был удивительно порядочный и честный мужик».[54]

Трагическая судьба отца стала темой автобиографической повести «Тень фискала», над которой Виталий Коржиков работал в последние годы жизни. Отцовское рыцарство и романтическое восприятие жизни передалось сыну. В революции, в которой принимал участие его отец, Коржиков и после сокрушения идеалов нескольких поколений видел воплощение всего чистого, гуманного и справедливого. «Мне двоюродный брат отдал будёновку, которая осталась от отца, и я всю юность проходил в ней», – говорил Виталий Титович.

Это было не только в память об отце. Так Виталий Коржиков подчёркивал свою преданность идеалам, которые исповедовали лучшие представители поколения отца. И в дальнейшем своём творчестве он последовательно утверждал эти идеалы добра, любви и правды.

О Сталине мудром…

В «Ленинце» за 1951 год было опубликовано стихотворение В. Коржикова о приезде в МГПИ китайских студентов. Были в нём такие строки: «В уме теснились сотни разных дум, сердца восторг свой сдерживать устали. Мы закричали им: «Мао Цзе-Дун!» Они нам хором отвечали: «Сталин!»

Комментируя эти стихи, Виталий Титович сказал: «Несколько лет спустя, когда отец и мать уже были репрессированы, по всей стране отмечали 60-летие Сталина, и я никак не мог понять, как с тем жёстким человеком сочетается то, что преподносили нам. А потом началась война, и с именем Сталина шли умирать… Уже потом, в институте, многое становилось ясно. Дело врачей началось, борьба с космополитизмом… Я уж не говорю о том, когда народ начал из лагерей возвращаться. Когда мы ходили в рейс в Арктику, то видели лагеря, ряды кладбищ. И отношение к Сталину стало меняться.