Агитбригада вскоре уехала, и Леве стало особенно не по себе в этом доме отдыха, где люди, отдыхающие и праздные, хорошо питающиеся, заполняли время пустыми, грязными анекдотами. Лева видел, как похоти, грех поднимали голову. Он понимал, что его духовная жизнь здесь находится в страшной опасности.
Приехал начальник санчасти. Он осмотрел все и, видимо, ожидал, что Лева будет особенно благодарен ему за то, что он предоставил ему такую легкую работу. Но Лева не благодарил, а высказал «еретическую» мысль, что подбор отдыхающих не совсем правилен, что сюда нужно посылать тех, кто действительно нуждается в восстановлении здоровья. За это подобие «критики» начальник на Леву рассердился и потом, делая обход, заглядывал во все углы, находил сор, непорядок и уехал в самом раздраженном виде на Леву.
Не прошло и нескольких дней, как явился конвоир и сказал, чтобы Лева собирался с вещами. Лева не испугался, не смутился, а, наоборот, горячо благодарил Бога за то, что избавил его от этого места праздности и греха. Лева видел, что Добрый Пастырь ведет его дальше для того, чтобы спасти от верной гибели.
Его перевели в большую колонну, где было много фельдшеров и работа была особенно трудной по причине многочисленного разнообразия контингента заключенных. Лева писал домашним:
«Как видите, жизнь моя в основном в движении. По молодости это ничего: «вода ничем не дорожит, но дальше, дальше все бежит». Да, странник и пришелец на короткое время, но ничего! Камень, когда катится, мхом не обрастает, бывает наиболее свободен. Мы знаем, что не только земля под ногами, под нами, но и небо над нами, и наша жизнь обуславливается не только суетой людской, но беспредельной любовью Доброго Пастыря, нашего Господа, Который вчера, и сегодня, и во веки Тот же…
Вы пишете, что надеетесь на хорошее для меня. Это так, но многое зависит от содержания добра в людях. Пока меня будут причислять к злодеям, участь одна, и ни шагу дальше, лишь только Он может открыть глаза, чтобы увидели, что мы не вредные, но так же ценные, как все любящие труд и правду люди, а пока все, что от Него, подлежат уничтожению. Но это не значит, чтобы падать духом и переходить в уныние, наоборот — спокойно смотря в глаза действительности, знать, что Он силен, и верующий в Него не постыдится. Итак, радуйтесь!
На каждом новом месте приходится привыкать, акклиматизироваться. Хорошо, что работы много. Читать почти ничего не приходится. Живу внутри себя, как пели: «Я к людям не пойду с тоскою, им мало дела до других, но пред Тобой склонюсь главою и отдохну у ног Твоих…»
Верно писал Всеволод Ив. Петров, что удары жизни полезнее, лучше ее ласки, но все время жить под серым небом и не видеть просвета не так приятно. Не думайте, что моя жизнь глуха и беспросветна, бывают и солнечные дни, но что из меня получится, когда вся юность проходит, и как проходит! Но все это человеческое: «Что унываешь и что смущаешься, душа ты моя, уповай, и я буду еще славить Его».
Иной жизни, как только с Ним, не нужно… Всем привет любви. Целую. Будем просить Могущего помочь, ибо помощь человеческая суетна.
С любовью, верный Лева».
Мама писала аккуратно. Изредка писал отец, который по обстоятельствам, от него не зависевшим, не мог жить в самом городе, а работал в отделении по Волге, посещая семью изредка. Эти весточки были большой радостью для Левы, и он всегда старался отвечать на них, но переезды из одной колонны в другую нарушали доставку почты. В одном из следующих писем Лева сообщил, что находится опять на новом месте, и писал: