— Она достойный человек, — сказал доктор Тишин, — И я вас, Ольга Владимировна, заранее поздравляю с досрочным освобождением. Я уверен, что вас освободят.
Лева ничего не сказал, только в душе помолился: «О, Господи, Ты Добрый Пастырь, и Ты можешь сделать, и Ты сделаешь, чтобы Ольга Владимировна была свободна».
В своем медицинском дневнике Лева записал: «Ольга Владимировна исключительный человек. Восхищаюсь ее терпением и внимательностью к людям. На прощанье она дала мне такие советы: помогать больному человеку, уткнуться в книги и быть хорошим помощником людям. Как-то отрадней становится, загораешься снова после общения с нею. Да, это исключительный человек. Итак, воспитывать в себе любовь к книге, неуклонно стремиться к приобретению знаний и с большим вниманием относиться к людям и к их недомоганиям. Он поможет, все в Нем!»
Это свидание с Ольгой Владимировной было у Левы последнее.
Лева был постоянно занят, тем более что доктор Тишин часто отсутствовал, был в разъездах. Однажды к нему пришел начальник колонны и сказал, что ему нужно поговорить с ним по секрету. Когда они остались одни, начальник сказал, что требуется медицинская помощь, но такая, чтобы это осталось в тайне. Лева, конечно, дал обещание ничего не разглашать.
— Дело такого рода, — сказал начальник. — У нас неблагополучно в прачечной. Во всем виноват, конечно, зав. прачечной. Оно и понятно. Ну, там женщин много, и, конечно, не устоишь. И вот, он сошелся с одной, и она забеременела. Пришел он ко мне с повинной и говорит: «Что хотите делайте, но помогите». Одним словом, нужно сделать аборт. Сейчас аборты запрещены, так что это надо сделать потихоньку. Беременность, говорят, небольшая, может быть, вы дадите хины, это подействует.
Лева оказался в самом неприятном положении. Он начал говорить, что он абсолютно не специалист по абортам и не гинеколог и что хины вообще он дать не может, всем распоряжается доктор Тишин.
Спустя некоторое время Лева узнал, что Ольга Владимировна была освобождена и уехала в Ленинград. Прошли годы. Однажды Лева читал газету «Медицинский работник». На последней странице была заметка: «Суд. Преступление врача». В Ленинграде врач скорой помощи, которая несла обязанности старшего врача, на вопрос по телефону: «Что делать с больным, у которого болит живот?» — дала советы, но не выслала к больному машину скорой помощи. В результате больной умер. Суд обвинил врача в преступной небрежности и признал виновным в смерти больного. Суд приговорил врача к тюремному заключению. Врач этот была Ольга Владимировна Рогге. Эта статья ошеломила Леву. Как? почему? Это Бог допустил? И это случилось с самой чуткой, с самой любящей! Непостижимо, непонятно! Лишь в начале войны 1941 г., когда Ленинград оказался в голодной блокаде, Лева понял, что если Ольгу Владимировну, как заключенную, вывезли из Ленинграда, то где бы она ни была, она будет жива, будет продолжать жить и оказывать любовь людям, пока не наступит для нее срок — перейти в лучший мир и оказаться, по словам Левы, «у ног Иисуса».
Начальник встал и сказал, что он пришлет эту женщину в больницу и надеется, что все-таки ей окажут помощь.
К вечеру эта прачка пришла в больницу. На кушетке перед Левой сидела, заливаясь слезами, его сестра из Подмосковья.
— Как же, как же так получилось? — сокрушался Лева. Она ничего не отвечала, а только плакала, плакала.
— Что же, вы хотите делать аборт? — спросил он.
— Нет, ни в коем случае. Это будет второй грех, — всхлипывая, отвечала она.
Когда немного успокоилась, она рассказала, что этот армянин так приставал к ней, так обещал не оставить ее, жениться на ней, так ласкал ее, что в конце концов она не устояла.
— А вы знаете, ведь он обманывал вас, ведь, несомненно, он женатый человек.
— Не знаю, не знаю, только он обещал меня не оставить…
— Значит, вы не хотите делать аборт? Это лучше. Я так и скажу начальнику, что нашей помощи здесь не потребуется.
— Так и скажите. Я не хочу еще грех на душу принимать — убивать ребенка.
— Вы молитесь?
— Молюсь, молюсь. Но как мои папа и мама узнают? Община? — И она снова залилась слезами.