В излучине Дона

Спросил и смотрит на меня выжидательно. И чувствуется, что вопрос этот у бойцов наболел, что не только мне задают, а и друг другу, пытаясь доискаться до истины. Заинтересованные разговором, к самому окопчику подползают Маслаков и сопровождавшие нас бойцы. С любопытством ждут, что я скажу. А мне, откровенно говоря, и самому не все ясно.

— Что ж, — говорю, — дорогие товарищи, мы и сами во многом виноваты, что так получается. Сколько территории противнику отдали, да сколько богатств на этой территории. Надо еще и то сказать, не одни мы у народа. Фронт-то вон какой громадный. Есть участки поважнее нашего. А фашистам что, на них вся Европа работает. Но настанет время, и у нас всего будет достаточно. Мы и то видим, все больше и больше техники приходит на фронт. Разве это не так?

— Так! — восклицает молодой боец. — Мы любовались давеча на новые танки. Это прямо, ну как бы сказать…

— Помолчал бы ты, пустельга, когда взрослые разговаривают, — перебил его сосед по окопу. И обращается ко мне: — Я вас так понял, товарищ полковник, что дальше нам драпать некуда. Правильно? Потому что дальше отступать — новые земли фашистам отдавать.

— Вы меня поняли совершенно правильно. У противника пока техники больше. Значит, мы должны сильнее бить его, истреблять эту технику, чтобы меньше ее было…

Посещение роты ободрило меня. Ни у кого я не заметил упадка духа, растерянности, страха. Была тревога, но не за себя лично, а за положение на фронте, забота о том, как лучше бить врага. Почти везде, где я был, меня спрашивали, почему у нас мало артиллерии и авиации. Люди хотели знать правду и, выслушав ответ, успокаивались.

Вернулся и Прохорович. Отряхивая пыль с одежды, делится впечатлениями:

— Настроение у хлопцев боевое. Рассказал им об инициативе Антонова и Ермоленко, с тех самых тридцатьчетверок. Правильно понимают, сами хотят быть такими. А после беседы несколько человек заявили о желании вступить в партию. Не правда ли, здорово?

— Очень хорошо, — поддерживаю я комиссара. — Ты же беспокоился о том, как укрепить парторганизацию во второй роте у Суха, а теперь будет все в порядке.

Александр Гордеевич посмотрел на часы, заторопился:

— Совсем забыл, у минометчиков партсобрание намечено. Побегу.

* * *

Из штаба корпуса пришло распоряжение: нашей бригаде принять на полкилометра влево и войти в локтевую связь с соседом. Справа такой же участок у нас принимает мотострелковая бригада.

Львицын уткнулся в карту, потом стучит по ней пальцем:

— Придется нам, товарищ полковник, перенести наблюдательный пункт левее. Вот сюда можно. Место я уже осмотрел. Там разветвление двух оврагов, имеется дубнячок. Что касается передвижения подразделений, то танкистов лучше не трогать, а на левый фланг перебросить мотострелково-пулеметный батальон. Для усиления ему можно придать два танка из резерва.

С предложениями я соглашаюсь. Майор отдает необходимые распоряжения, и уже через полчаса мы на новом месте. Здесь сразу попадаем под бомбежку. Потом «юнкерсы» появляются еще дважды.

После очередного налета приезжает Грудзинский. Докладывает итоговую разведсводку, составленную по данным корпуса и армии.

В целом она малоутешительна. У противника выявлены новые артиллерийские группы. Помимо 3-й и 60-й моторизованных дивизий обнаружены части 16-й танковой. Замечено регулярное движение машин и мотоциклов из Липо-Логовского к передовым. Противник ведет усиленную разведку с воздуха и нещадно бомбит выявленные цели.

— Что думают об этом в корпусе, армии? — спрашиваю я.

— Их выводы пока неизвестны. Но я полагаю, что следует ожидать активных действий неприятеля.

Мы не закончили обсуждения разведсводки, как на броневике подъезжает помощник начальника штаба корпуса Ф. В. Яборов. Устало вылезает через тесный проем кузова.

— С чем пожаловал, Федор Васильевич? — спрашиваю подполковника.

— Вот приказ на наступление. — И протягивает пакет. Потом вытирает ладонью пот с усталого лица, неуверенно спрашивает: — У вас, товарищи, чего-нибудь на зубок не найдется? Мотаешься целый день, даже поесть некогда.

Пока Яборов наскоро закусывает, знакомлюсь с приказом. Наступление назначено на 18.00. В отличие от предшествовавших дней прорывать оборону противника предстоит не нашим бригадам, а 32-й мотострелковой. Наши с Румянцевым танковые батальоны ее поддерживают.

Прощаясь, Яборов вдруг спрашивает:

— Слыхал новость? Впрочем, откуда тебе слышать. К нам сегодня приезжал генерал Москаленко. Туча тучей. — Яборов оглядывается и, понизив голос, продолжает: — Сразу вызвал Пошкуса — и ну выдавать. «Кто вам, — говорит, — дал право критиковать приказы? На каком основании считаете, что корпус используется неправильно? Я вынужден отстранить вас от должности».

Александр Адамович побледнел, но ответил твердо: «Товарищ командующий, не знаю, откуда у вас такие сведения, но могу сказать одно: они заведомо ложные».

Москаленко недовольно передернул плечами. А Пошкус опять: