В кабинете психоаналитика. Эмоции, истории, трансформации

Эти наблюдения связаны с темой более общего характера, чем уважение к «тексту пациента». В самом общем смысле пациент нуждается в слушателе, способном воспринять его рассказ (внося в него свой собственный вклад и участвуя, таким образом, в эволюции этого рассказа), а не в аналитике, извлекающем смыслы и заменяющим текст пациента «официальной версией психоаналитической истины» (Bollas, 1987). Как писал Винникотт (1971), «хорошо бы научиться играть с пациентом: подкидывать ему идею или мысль, как предмет, существующий в потенциальном пространстве между пациентом и аналитиком, предмет, которым они будут перебрасываться. И если этот предмет принесет пользу пациенту, то его можно будет сохранить как аффективный объект, выдержавший некоторое испытание» (Bollas, 1987).

Многие микроразрывы аналитической коммуникации спровоцированы невнимательным отношением к тексту пациента. Естественно, речь идет не только о форме интерпретации («слабой» или «сильной», категоричной или открытой сомнению). Разумеется, интерпретация аналитика имеет право быть решительной и страстной (более того, именно в этом может заключаться его способность контейнировать), способствовать рождению новых точек зрения, содержать (желательно) элемент удивления в большей степени, чем контакта и узнавания. Я говорю о восприятии аналитиком аналитической истины: она устанавливается только в отношениях, а не предшествует им (не присуща внешнему миру или истории) и не принадлежит безраздельно аналитику. Я помню, как одна девочка, чей анализ прекратился из-за односторонних интерпретаций, сигнализировала о возникшей проблеме сновидением, в котором ей отказали в приеме после «ее собственного вмешательства». Под «вмешательствами» подразумевалось и хирургическое вмешательство, которое ей предстояло, и ее собственные вербальные вмешательства, которые (как она опасалась) будут в процессе интерпретации разобраны на части, а не восприняты во всем своем текстуальном богатстве.

Следовательно, речь идет о том, чтобы взаимодействовать с текстом пациента и бережно относиться к его потенциальному семантическому богатству. Такой подход способствует запуску процесса альфабетизации β-элементов, общему переживанию эмоций, ранее не доступных осмыслению, постепенной организации совместно создаваемых рассказов, по определению ненасыщенных, появляющихся в данных отношениях и озвученных двумя голосами (Robutti, 1992а).

Негативные терапевтические реакции, «персонажи» сеанса и функциональные агрегаты

Важными сигналами о микроразрывах аналитического диалога, которые пациенты посылают нам, оказываются, как уже говорилось, «персонажи» сеанса.

Марина, молодой адвокат, перед пасхальными праздниками долго рассказывает о том, как сильно беспокоится по поводу поездки, в которую они отправятся вместе с дочерью Карлой (ей всего несколько месяцев). Для Карлы это станет переменой места, она оставит свои подушки, люльку, привычную обстановку... Я следую за рассказом пациентки до тех пор, пока желание дать жесткую интерпретацию в переносе не перевешивает. После минутной паузы пациентка говорит: «Карла с удовольствием идет на руки ко всем членам семьи, но как только ее берет к себе практикантка моего дяди или девочка двенадцати лет, она тут же начинает плакать». Попадая в поле, незрелые и несдержанные части аналитика, «активированные» нарциссическими аспектами пациента, буквально заставляют детей плакать. Далее Марина спрашивает себя, бывает ли так, что иногда аналитикам не хочется работать.

Аналитик, не «трансформировавший» безудержную тревогу брошенной девочки, а отыгравший ее в интерпретации, не «работает», а эвакуирующая интерпретация — это дело практикантов-подростков (Manfredi Turilazzi, 1978).

Следовательно, персонажей сеанса можно воспринимать (мне бы хотелось повторить это еще раз) как синкретический рассказ о том, как пациент видит нас во взаимодействии с ним, глядя под неизвестными нам углами зрения, которые мы должны хотя бы на мгновение разделить, чтобы понять его.

Такой подход дает возможность быстро приспосабливаться к эмоциональным событиям поля, не прибегая к интерпретациям, которые могли бы блокировать смысл, так как главная проблема заключается в том, чтобы построить смысл вместе с пациентом (Соrrао, 1987; Morpurgo, 1988; Gaburri, 1987). Мы должны «идти навстречу» потребностям пациента «в кормлении», не обязательно интерпретируя их, и формировать наше вмешательство согласно «голограмме» психического функционирования аналитической пары, которую воплощают персонажи, появляющиеся в рассказе пациента.

Другая пациентка, Лаура, рассказывает, что, выйдя из моего кабинета после сеанса, на котором я дал ей правильные, но слишком интенсивные и преждевременные интерпретации, она всухомятку съела чабатту⁴⁵. Я (во время своей вчерашней интерпретации «переживший» то же самое) отвечаю: «Как солдаты, отступая из России» (думая о холодном и проясняющем климате некоторых моих интерпретаций).