В кафе с экзистенциалистами. Свобода, бытие и абрикосовый коктейль

Независимости Симоне де Бовуар удалось достичь лишь с боем. Она родилась в Париже 9 января 1908 года и выросла в основном в городе, но социальная среда казалась ей провинциальной, поскольку там бытовали устаревшие представления о женственности и благочестии. Ее мать, Франсуаза де Бовуар, навязывала дочери эти принципы; отец был спокойнее. Бунтарство Симоны началось в детстве, усилилось в подростковом возрасте и не прекратилось во взрослой жизни. Ее пожизненная преданность работе, любовь к путешествиям, решение не заводить детей и нетрадиционный выбор партнера — все это говорило о полной верности свободе. Она представила свою жизнь в этих терминах в первом томе автобиографии «Воспоминания благовоспитанной девицы»[38], а позже, в мемуарах о смертельной болезни матери «Очень легкая смерть»[39], она продолжила размышлять о своем буржуазном происхождении.

Впервые Симона познакомилась с Морисом Мерло-Понти через своего друга, когда только начинала самостоятельную студенческую жизнь. Она записала свои впечатления в дневнике, назвав его «Мерло-Понти». По ее словам, он был привлекателен как внешне, так и по характеру, хотя она опасалась, что он несколько самолюбив. В своей автобиографии (где она называет его псевдонимом «Прадель») Симона описала его «светлое, довольно красивое лицо, с густыми темными ресницами и веселым, откровенным смехом школьника». Он сразу же понравился ей, но это было неудивительно. Мерло-Понти всегда нравился всем, едва они с ним знакомились. Он понравился даже ее матери.

Мерло-Понти был примерно на два месяца старше де Бовуар, он родился 14 марта 1908 года и намного спокойнее относился к себе. Он преодолевал социальные ситуации с непринужденным самообладанием, которое (как он сам считал), скорее всего, было результатом очень счастливого детства. По его словам, в детстве он чувствовал себя любимым и поощряемым, ему никогда не приходилось напрягаться для одобрения, поэтому его нрав остался веселым на всю жизнь. Порой Мерло-Понти мог быть раздражительным, но, как он сам сказал в радиоинтервью 1959 года, он почти всегда оставался в гармонии с самим собой — и многие его коллеги могли ему в этом позавидовать. Сартр позже напишет, говоря о недостатке любви в детстве у Флобера, что, когда любовь «присутствует, тесто духа поднимается, когда отсутствует — опускается». Детство Мерло-Понти было веселым и активным. И все же оно было труднее, чем ему хотелось бы: в 1913 году он потерял отца из-за болезни печени, поэтому они вместе с братом и сестрой росли с одной матерью. Если у де Бовуар были напряженные отношения с матерью, то Мерло-Понти привязанность к матери сохранил.

Все, кто знал Мерло-Понти, чувствовали его ауру благополучия. Симону де Бовуар это поначалу согревало. Она ждала человека, которым можно было бы восхищаться, и этот, кажется, подходил. Она ненадолго задумалась о том, что он может стать ее парнем. Но его непринужденность настораживала де Бовуар с ее боевым характером. Она отметила его недостаток: «он не жестокий, а Царство Божье — для жестоких людей». Мерло-Понти стремился быть обходительным со всеми. «Я чувствую, что я совсем другая!» — кричала она. Симона была человеком строгих суждений, в то время как Морис в любой ситуации видел несколько сторон. Он ценил в людях разнообразие, в то время как она в юности была убеждена, что человечество состоит из «небольшой группы избранных в огромной массе недостойных внимания».

Что действительно раздражало де Бовуар, так это то, что Мерло-Понти казался «прекрасно приспособленным к своему классу и его образу жизни и спокойно принимал буржуазное общество». Иногда она выговаривала ему за глупость и двуличие буржуазной морали, но он спокойно возражал. Морис «прекрасно ладил с матерью и сестрой и не разделял моего ужаса перед семейной жизнью», — писала она. Он был не против званых вечеров и иногда ходил на танцы: «Почему бы и нет? — спрашивал он меня с обезоруживающей невинностью».

В первое лето после знакомства они очень привязались друг к другу, поскольку другие студенты уезжали из Парижа на каникулы. Они гуляли, сначала в садах Высшей нормальной школы — «благоговейном» для Бовуар месте, — а затем в Люксембургском саду, где сидели «у статуи какой-нибудь королевы» и говорили о философии. Несмотря на то что Симона обогнала его на экзаменах, ей казалось естественным взять на себя роль философской ученицы. На самом деле иногда она побеждала в их дебатах, почти случайно, но чаще уходила, счастливо восклицая: «Я ничего не знаю, ничего. У меня не только нет ответа, я даже не нашла удовлетворительного способа постановки вопросов».