В канун грозных потрясений: Предпосылки первой Крестьянской войны в России

Храбрость у Ивана IV соседствовала с паническим страхом. Он малодушно стремился во что бы то ни стало к миру с Баторием. Страх перед Девлет-Гиреем побуждал Ивана IV простаивать «на берегу» Оки в ожидании нападения с юга либо гнал его на север под защиту крепких монастырских стен. Страх перед собственными подданными заставлял «грозного» царя то укрываться за стенами Александровской слободы, то возводить укрепления в собственной столице, то отстраивать новую крепость на севере — Вологду, то готовиться к бегству за море.

Тем не менее это был проницательный политик, по-своему понимавший сложные внешне- и внутриполитические задачи России. Грозный боролся со старицким князем Владимиром и его окружением, что на деле означало осуществление настоятельной потребности упрочения единства русских земель. Он много сделал для развития экономических отношений со странами Востока и Запада, а это отвечало насущным интересам широких кругов феодалов. И вместе с тем, воспитанный в обстановке княжеско-боярских распрей, Иван IV черпал средства и формы борьбы с противниками из арсенала прошлого, что наложило отпечаток архаики на его деятельность.

В борьбе за жизненно необходимые для России выходы к главным в то время путям сообщения — морским — правительство царя Ивана не добилось успеха. Ему не удалось дипломатическим путем создать коалицию реальных союзников в войне за Ливонию. Грозный надеялся на эфемерные связи с государствами (в частности, с Англией), не проявлявшими в то время достаточной заинтересованности в прочном политическом союзе с Россией. Осознавая цели своей деятельности, определенные всем предшествующим развитием страны, Иван IV часто не мог найти к ним верного и надежного пути. Его, пожалуй, можно сравнить с неумелым лоцманом, знающим место назначения корабля, но упорно сажающим его то на мель, то на незаметный риф.

На заре самостоятельной деятельности Иван IV умел ценить талантливых и самобытных сподвижников. Но мнительный характер и обостренное чувство собственного величия неизбежно приводили его к разрыву с теми, кто искренне и настойчиво проводил наиболее дальновидные мероприятия.

Грозный был фанатично религиозен. В юные годы он выучил наизусть множество библейских и евангельских преданий, заботился о сохранении и упрочении порядка церковных служб и благоустройстве церквей. Считая себя наместником бога на земле и возглавляя монашеское «братство», занимавшееся беспощадным уничтожением «крамолы», Грозный многословно и напыщенно защищал чистоту православной веры от протестантов и католиков, сочинял церковные каноны, обличал монахов Кирилло-Белозерского монастыря с яростью, достойной истинного реформатора. Искореняя «крамолу» и укрепляя свою власть как помазанник божий, он вместе с тем составлял синодики для поминовения умерщвленных по его велению жертв.

Своеобразный писатель, Грозный любил живое слово, пробивавшееся в его сочинениях искрами истинного таланта сквозь шелуху церковно-нравоучительной словесности. Его политические представления отличались сумбурной смесью обветшавших церковных учений и непомерно гипертрофированных представлений о собственной роли как вершителя судеб подданных.

Иван IV был сыном блистательного, но жестокого века, когда бурное развитие гуманистических теорий совпало с истреблением тысяч инакомыслящих во время религиозных войн и с деспотическим правлением взбалмошных монархов. Это было время тиранов, убежденных в неограниченности своей власти, освященной церковью; оно порождало моральных уродов, прикрывавших маской ханжества и религиозности безграничную жестокость к собственным подданным.