В каждом сердце – дверь

— Суми носила Абсурд в своем сердце, и поэтому перед ней открылась дверь в мир, где она могла носить его с гордостью, не скрывая. Вот о чем была ее история. О том, где и как найти свою свободу. Это и ваша история, каждого из вас. — Элеанор вскинула голову. Глаза у нее были ясные. — Вы обрели свободу, пусть ненадолго, а когда потеряли, то пришли сюда в надежде найти ее снова. Я тоже на это надеюсь, ради всех вас. Я хочу оправдываться перед вашими родителями, когда вы исчезнете, хочу рассказывать им, что дети-бродяжки всегда сбегают снова, если у них есть хоть половина шанса. Я хочу, чтобы вы все поскорее убрались отсюда, это почти самое заветное мое желание.

О своем самом заветном желании она могла и не говорить — всех их терзал тот же голод, та же жестокая, неумолимая тоска по утраченному. Самым заветным ее желанием была дверь и то, что ждало за ней. Но, в отличие от остальных, она знала, где ее дверь. Просто пока она закрыта для нее — до тех пор, пока она не вернется в детство.

Мальчик с деревянной костью поднял руку.

— Элеанор?

— Да, Кристофер?

— Почему ваша дверь осталась там же, где была, а наши исчезли? — Он покусал губу и добавил: — Это как-то несправедливо. Нам всем должны дать возможность вернуться.

— Постоянные двери, такие, как у мисс Уэст, встречаются реже, чем временные, — сказала Ланди, снова почувствовав под ногами знакомую почву. — Большинство детей, которые прошли через них, остаются там — либо сразу, либо после короткого возвращения в свой изначальный мир. Поэтому, хотя у нас зафиксировано несколько таких случаев, шансы найти постоянную дверь, которая резонирует с нужной вам историей, невелики.

— А как же Нарния, например? — спросил Кристофер. — Там дети через какие только двери не проходили, и каждый раз оказывались у своего говорящего льва.

— Потому что эта твоя Нарния — христианская аллегория под видом фантастического сериала, дубина, — сказал другой мальчик. — Клайв Степлз Льюис никогда не проходил через двери, он и не знал, как это бывает. Захотел сочинить сказку, что-то слышал, наверное, о таких детях, вот и набрехал всякой ерунды. Так все писатели делают. Брешут и становятся знаменитыми. А мы говорим правду, так за это родители засовывают нас в эту разрекламированную психушку.

— Здесь не принято использовать такие термины, — сказала Элеанор. В ее голосе прозвучала стальная нотка. — Это не приют, и вы не сумасшедшие — да если бы и были сумасшедшими, что с того? Этот мир беспощаден и жесток к тем, кого считает хоть на долю отклоняющимся от нормы. Если кто-то должен быть добрым, понимающим, принимающим, любящим по отношению к другим таким же изгоям, так это вы. Вы все. Вы — хранители тайн Вселенной, вы любимые дети миров, которых большинству людей и во сне никогда не увидеть, не то что наяву… Разве не ясно, что это ваш долг перед самими собой — быть добрыми? Заботиться друг о друге? Никто за пределами этой комнаты никогда не поймет вас так, как понимают те, кто сейчас рядом с вами. Это не ваш дом. Мне ли об этом не знать. Но это стоянка на вашем пути, ваше убежище, и вы будете относиться к своим товарищам с уважением.

Оба мальчика поникли под ее взглядом. Кристофер опустил глаза. Другой пробормотал:

— Извините.

— Все в порядке. Уже поздно, мы все устали. — Элеанор встала. — Вам всем надо поспать хоть немного. Я понимаю, это будет нелегко. Нэнси, ты не могла бы…

— Я уже сказал, что переночую у нее сегодня, — сказал Кейд. Нэнси накрыло волной облегчения. Она боялась, что ей придется перейти в другую комнату, а она за это короткое время уже привыкла засыпать в знакомой постели.

Элеанор задумчиво посмотрела на Кейда.

— Ты уверен? Я-то думала предложить ей перейти в комнату к кому-нибудь из соседок, а ты бы запер сегодня свою дверь. Слишком много беспокойства для тебя.

— Нет, все в порядке, я сам вызвался. — Кейд коротко улыбнулся. — Мне нравится Нэнси, и она была подругой Суми. Думаю, какая-никакая стабильность пойдет ей на пользу, и это совершенно искупает для меня все неудобства. Я хочу помочь. Это мой дом. — Он медленно обвел комнату взглядом. — Мой дом навсегда. В прошлом месяце мне исполнилось восемнадцать, родители не хотят меня видеть, и обратно в Призму меня не пустят, даже если я захочу. Поэтому для меня важно, чтобы мы позаботились об этом доме так же, как о нас здесь заботились с первого дня, как мы сюда попали.

— Идите спать, мои хорошие, — сказала Элеанор. — Утром все будет по-другому.