На столе было тесно от блюд: суп из потрохов, салат овощной, огурцы малосольные, пирог с зеленым луком и яйцами, компот из вишни, свежая земляника, мед. Сначала ели закуски и суп. И опять Макар отказался выпить. Все понимали, что не улеглась в душе его обида на Геннадия из-за дачи. Старался, старался сделать сыну подарок и не угодил.
На крыльце кто-то затопал, потом зашаркал, вытирая ноги, и тотчас же в распахнутую дверь шагнул бригадир, по жило мужчина, низенький и тонкий, словно подросток, снял соломенную шляпу, поздоровался:
— Здоровы будете! Хлеб да соль!
— Здравствуй, Иван Сидорович! — ответил Макар. — Садись обедать.
— Спасибо, я уже заправился. Собрался в поля проехаться.
— Садись, чего там! — Дарья потащила гостя к столу, а Геннадий налил ему рюмку и стал укорять:
— Иван Сидорович! Как не стыдно — отказываться!
— Сыт я, понимаешь, Гена, сыт. Да и на мотоцикле я, нельзя выпивать-то.
— С одной рюмки ничего не будет, ты ее и не почувствуешь.
Бригадир выпил одну рюмку, от второй отказался, съел огурец.
Дарья принесла жаровню, открыла. По избе пошел запах жареной баранины, нашпигованной чесноком и обложенной румяной картошкой.
— Ну от этого-то не откажешься, — хозяйка показала па жаркое.
— Нет, нет, не хочу. Только что пообедал, курицу сегодня зарезал.
Огорченно покачав головой, Дарья стала отрезать куски мяса, раскладывать по тарелкам.
— Я ведь до вас с просьбой, — бригадир посматривал то на Макара, то на Дарью. Те внимательно ждали, что он скажет. — На правлении решили просить пенсионеров помочь в уборке хлеба. Кто что сможет, по своим силам. Кто в поле станет работать — тех будем на грузовике возить, чтобы дома могли чего сделать.
— Говори, чего от нас надо, — поторопил Макар.
— Дарью Михайловну я бы попросил в детский сад… покашеварить для ребятишек… месяц-полтора. Детский сад-то у нас, сами знаете, временный, на страду только.
— Это можно, — согласилась Дарья. — Это по силам, не то что дояркой, как двадцать годков проработала. Свою корову еле выдаиваю, силы в руках нет.
— Воспитательницы из учительниц будут. Тебе, тетя Даша, только сготовить. И рядом с домом, — старательно убеждал бригадир. — А Макара Петровича я хочу попросить на конном дворе помочь. Ночью в телятнике, а днем с лошадьми. Ну, запрячь, телегу смазать, сбрую починить, если вдруг потребуется. А ездовыми будут мальчишки, воду в поле возить, солярку, мало ли чего понадобится. По рукам, Макар Петрович?
— По рукам!
— Спасибо! — Бригадир поднялся.
— Еще рюмку? — предложил Геннадий.
— И не уговаривай!.. В среду, пожалуй, начнем косить на Матренином бугре.
После ухода бригадира Макар взял его рюмку, протянул сыну:
— Налей! — и выпил один, ни с кем не чокаясь, уткнулся в тарелку с бараниной. — Вот правление нас уважает. Просит помочь… Бригадир спасибо сказал. Только от детей не дождешься благодарности… никак не угодишь им.
— Ну, поехал! — сказала Дарья, и Макар замолчал.
До конца обеда все молчали, а потом женщины стали убирать со стола, мы с Геннадием сели под навесом играть в шахматы. Макар куда-то уединился.
Не успели мы сделать по нескольку ходов, как пришлось прервать игру. К дому подкатила «Волга», из нее неторопливо вылез председатель колхоза, одернул пиджак, снял и снова надел шляпу и только после этого степенно двинулся на нас.
Поздоровались.
— Макар Петрович дома? — спросил председатель.
— Дома, — ответил Геннадий. — Сейчас позову. Батя! — Не получив ответа, Геннадий пошел в избу и спустя немного времени вернулся. — Сейчас выйдет.
Жмурясь спросонок, Макар притворно прошаркал на крыльце ногами, как будто на них был тяжелый груз, рассеянно посмотрел на председателя, потом на небо и медленно спустился по ступенькам на травку.
— Разбудил я тебя? — спросил председатель.
Макар поморгал сузившимися глазами и стал ковырять дырку на чувяке.
— Смотри-ка, продырявилось. Десять лет назад сшил, думал, износу не будет, а проносилось: нет ничего вечного.
— Потом займешься изучением дырки, — сказал председатель.
— Латку поставлю, — размышлял Макар, — до осени хватит.
— Ты ночью что делал, Макар Петрович?
На жесткий голос председателя Макар поднял глаза.
— Телят стерег и утром пастуху сдал… все сто семь голов.
— И никуда не отлучался?
— Нет.
— Когда домой ушел?
— Часов при мне не было. Пастух погнал телят, а я — домой.
— Мимо дома Кузюткина Николая проходил?
Глаза Макара острыми белыми огоньками вонзились в председателя.
— Да не пытай меня, Яков Иванович, говори напрямик, чего тебе от меня надо?
— Трактор стоял у дома Кузюткина?
— Какой трактор?
— Универсал.
— Не заметил: может, стоял, а может, не стоял.
— Приехал Кузюткин с прицепом сена к коровнику, — рассказывал председатель, — оставил прицеп, а сам на тракторе домой поужинать.
Лицо Макара оживилось, огоньки в глазах запрыгали, то затухая, то загораясь, рот подрагивал в затаенной улыбке, он согнул рукой ухо, чтобы лучше слышать.
— Пока ужинал, — продолжал председатель с серьезной озабоченностью, — трактор угнали.
— И долго он ужинал? — спросил Макар.
— Говорит, с полчаса.
— А может, он у жены под боком спал? Может, выпил?
— Это Кузюткин отрицает.