Сергей прислушивался к тому, как Рада умывалась, выходила во двор, открывала автомашину, и ждал, что шаги ее приблизятся к нему и прозвучит свежий голос: «Утоли моя печали». Это означало, что надо ответить: «Утолю, утолю», — затем вскочить с постели, бежать на кухню, ставить чайник на примус.
Рада не подошла к нему. Сергей услышал заработавший мотор, потом шум выезжавшей со двора машины. Высунувшись в окно, он крикнул:
— Рада, постой!
Но было уже поздно: машина умчалась.
Шли пятые сутки после отъезда Рады.
Батырев беспокоился о ней и тосковал. На ум приходило всякое: авария, болезнь, хулиганы. Отчаянная решительность Рады могла обойтись слишком дорого. Он решил ждать до утра, а уж потом заявить в милицию.
С нетерпением ожидая следующий день, он рано лег спать и скоро уснул, но тотчас же и пробудился — и спать ему расхотелось. Мысли о Раде, то беспокойные и обидные, то нежно-заботливые, томили ум и сердце. И опять выплывали из памяти те часы, минуты, мгновения, когда он был счастлив.
До женитьбы ему нравилась в ней отчаянность. Она увлекалась мотоциклом, знала толк в автомашинах. Вращаясь в среде автомотолюбителей, она им казалась полупарнем. И когда стали постоянно видеть ее с Батыревым, удивились: «Рада-то любовь закрутила». И ему было приятно сознавать, что юную любовь свою она отдала ему.
Весна была ранняя, дружная. Отцветали черемуха, рябина, сирень, в лесу стоял запах ландышей. Вечера тлели тихие, и мысли у влюбленного Сергея роились прозрачные и легкие. Все было еще не изжито, не отжито, все казалось нужным, дорогим и прекрасным… Быстро прошел июнь, солнечный, с теплыми дождями, наступили жаркие июльские дни.
Влюбленные сказали своим родителям, что хотят пожениться.
Отец Сергея покашлял в кулак:
— Рано. Ты хотел в Академию художеств поступать.
— И поступлю.
Мать запричитала:
— И какой из тебя муж в двадцать-то три года! Сам еще не оперился, а жену берешь.
— Молчи мать, — со вздохом сказал отец. — Нынешняя молодежь рано женится, а потом эти скороспелые браки…
Родители Рады тоже говорили, что жених незрел, а дочь их не переросток. Будущий тесть, дослужившийся в войну до звания старшины, держался с важностью по крайней мере полковника и с военной точностью ставил Сергею вопросы, часто мигай воспаленными глазами:
— На что вы будете жить?
— Будем работать.
— Это понятно. Я спрашиваю, на что будете жить? — и сварщик посучил указательным и большим пальцами.
— Я кроме школы стану работать в худфонде.
— Гм-гм, — будущий тесть задумчиво покрякал.
Паузой воспользовалась мать Рады, невысокая, с румяными щеками и большим животом:
— Мы люди простые… дочь у нас сбереженная, не какая-нибудь вертихвостка… Боязно отдавать-то не знай за кого.
Все выслушал Сергей и ушел с надеждой на самое лучшее. Не слышал он продолжения разговора в доме любимой.
— Откажи ему, дочка, — посоветовал отец. — Он и себя-то не прокормит, а туда же — жениться.
— Я люблю его.
— Ну, какой он глава семьи! Учитель рисования. Поди, восемьдесят целковых в месяц, а ты за двести перешагиваешь.
— Главой семьи буду я. Его я сделаю хорошим, сговорчивым мужем. Но самое главное — мы любим друг друга.
Спустя день отец Рады спросил у Сергея:
— А где вы жить будете?
— Мы еще не думали об этом,
— Вижу, что не думали.
Рада заявила:
— Наш завод строит дом. Я могу рассчитывать на квартиру.
— Это будет через год.
— А пока можно у нас, — сказал Сергей. — Две комнаты, одну родители согласны отдать нам.
— Нет! — решительно возразила Рада. — Хочу самостоятельности. И у своих родителей не буду жить. А то будут вмешиваться. Мы устроим нашу жизнь по-своему, по-новому.
Перед свадьбой родители молодых договорились снять «частную» квартиру за свой счет. Нашли женщину, готовую сдать комнату. Рада отказалась:
— Хозяйка хоть и одна, но будет нам мешать.
— Ну, чем же мешать? — удивился Сергей. — У нее своя комната, весь день она на работе, мы тоже только вечером дома будем.
— Вот вечером-то и будет мешать. У одной плиты с ней быть, в одной ванной мыться… Нет, нет!
Нашлась другая квартира.
— Это — мечта! — захлебывался отец Рады. — Три комнаты, все удобства, телефон. Хозяйка — старушка, старший сын у нее с женой уехал на три года на Камчатку. Живет старушка у младшего сына, а в квартиру приходит раз в день проверить, целы ли запоры. Будете жить, так она раз в неделю наведается.
— Папа, я уже сказала тебе свое мнение. Квартира, может быть, и хорошая, но ведь это на Третьей Дачной — далеко.
Справляли свадьбу в ресторане по настоянию родителей Рады («Что мы, хуже других?»), гостей было созвано больше сотни, и отец Батырева кряхтел, выкладывая свою долю расходов. Сергею не по душе были и эта показная пышность, и многолюдие, но особенно не нравились такси, обвешанные надувными шарами, разноцветными лентами и беловолосая кукла на радиоаторе машины новобрачных. «Все эти украшения — мещанская безвкусица, папуасские штучки», сказал он, на что Рада возразила: «Так принято. Пусть все видят: свадьба едет». Сергей смирился, но с трудом перенес всю свадебную процедуру.