В Киеве всё спокойно

В это время на ее столе зазвонил городской телефон. Альбина никогда не вела важных разговоров по городскому телефону, в крайних случаях, пользовалась мобильным. Она знала, что телефоны и подслушивание телефонных разговоров изобрели одновременно. К тому же, есть категории людей, чьи телефонные аппараты постоянно прослушиваются. Часто это журналисты, сотрудники некоторых посольств, да и мало ли кто еще. Но чаще всего под прослушивание попадают объекты оперативных разработок, куда она могла отнести и себя. Имея основания подозревать, что и к ней «прислушиваются», она никогда не выдавала своей осведомленности об этом, а напротив, старалась использовать своих «подслушивателей» в своих интересах, подбрасывая им выгодную ей информацию или дезинформацию. Никогда не забывая об ухищрениях тех, кто занимается всеобщим надзором, она не предполагала, что могут осуществлять подслушивание не только ее телефона, но и непосредственно ее квартиры. Нет ничего более опасного, чем мнимая безопасность.

Брать трубку после первого звонка — признак суетливости. Дождавшись третьего звонка, она подняла трубку.

— Ты, слухай сюда и молчи. Твой Мишаня у нас, желаешь его послухать? — в трубке послышалась какая-то возня, а затем раздался испуганный, прерывистый голос Миши.

— Альбиночка! Я прошу тебя, сделай что-нибудь… Они хотят меня убить! — его крик оборвался чавкающим ударом.

— Ша, с-сука-падла! — врезался чей-то ненавистно гнусавый голос. — Бывай, пока… — связь прекратилась.

Она еще некоторое время с замиранием сердца прислушиваясь, но в трубке были слышны только короткие гудки. Автоматический определитель номера показал, что звонили по мобильному телефону. У нее было ощущение, будто на нее неожиданно обрушилась тонна кирпичей. Миша, его жизнь подобна лепестку херсонской акации, он никому никогда не делал зла, его жизнь неприкосновенна, его жизнь ей была дороже своей собственной. Что делать, она не знала.

Самообладание и в этот раз не покинуло ее. Одно то, что Михаил находится в руках не знающих пощады похитителей, обязывало Альбину быть осмотрительной. Надо действовать предельно хладнокровно, без спешки и суеты. Она знала, что вырыванием волос здесь не поможешь, но и доверить это дело кому-то было нельзя. Все следует сделать самой, собственной рукой. Все, кто это придумал, ляжет под ее косой! А пока, необходимо выждать. Когда не знаешь, что делать, выжидательная тактика всегда себя оправдывает.

Никогда еще у нее не было так скверно на душе. Все ее ухищрения не принесли ей счастья, она оставалась бедным мятущимся существом, не знающим покоя. «Господи, мой Боже, зеленоглазый мой! Смири мою гордыню, — в отчаянии прошептала Альбина. — Я поверю в Тебя, если Ты мне его вернешь…» Альбина была верна себе, и в эту минуту, тяжелей которой еще не было в ее жизни, она продолжала торговаться.

В это время в ее дверь позвонили. На экране искусно замаскированной на лестничной площадке телекамеры Альбина увидела стоящего за дверью человека с густой черной бородой. Что-то ей подсказало, что за дверью опасности нет, и это не обычный нищеброд. Бросив взгляд на два других экрана, которые открывали панораму вверх и вниз по лестничным пролетам, она не увидела ничего подозрительного. Ни одному незнакомому человеку она бы не открыла свою дверь, ему же, она ее отворила. Перед ней стоял высокий, очень худой монах в черной рясе и в черном колпаке. Из-под рясы вместо левой ноги торчала окованная снизу железом изношенная деревяшка.

Взглянув ей в глаза горящими неистовым огнем огромными карими глазищами, он тихо произнес голосом, который, казалось, минуя слух, проник непосредственно в ее сознание.

— Альбина Станиславовна, к вам попала икона Ильинской божьей матери. Вы должны ее отдать.

— Не понимаю, о чем вы говорите. Подите прочь! — резко оборвала его Альбина и захлопнула дверь.

Сразу же раздался требовательный, не прекращающийся звонок. Что это, провокация?! Лихорадочно соображала Альбина. Не хватало на этом, завершающем этапе, провалить дело! Но опасаться мне нечего, здесь у меня ничего не найдут, а сандал надо тихо уладить. Этого монаха я уже видела возле своего дома. Для опознания следящего нужно заметить одно и то же лицо не менее трех раз. А, сколько раз я видела его? Не помню. В любом случае вначале следует попытаться договориться. Альбина не боялась ничего, она не верила ни в бога, ни в черта, никогда не признавала над собой ни власти коммунистов, ни власти новых украинских буржуинов. Она верила лишь в силу денег. При этом она понимала, что не все продается за деньги. Весь этот каскад молниеносных размышлений вылился в решение, и она открыла дверь. Монах стоял в той же позе и так же прямо глядел ей в глаза. В кармане халата Альбина беззвучно сняла с предохранителя «Вальтер».