В клетке со зверем

— А я думала, что ты радуешься своему будущему братику… и моему ребеночку тоже будешь рада, — вздохнула я.

— Нет. Не хочу никаких братиков и сестричек, — решительно отозвалась Софи, и по шуршанию ее платья я поняла, что она забралась еще дальше под кровать.

— Но вы же подружитесь. Помнишь, я рассказывала, как ты будешь нянчиться с маленьким? А теперь у тебя их будет два!

— Я не хочу ни с кем нянчиться. Это вы будете играть с маленькими, а обо мне забудете, — обиженно проговорила малышка.

— Сонь, мы никогда о тебе не забудем. Ты же знаешь, как сильно я тебя люблю, и папа любит, — я заглянула под кровать на маленькое заплаканное личико.

— Мама тоже так говорила, а потом уехала. Теперь она будет любить нового ребеночка.

— Твоя мама сейчас на лечении. Она скоро вернется.

— Все равно, она будет любить нового ребеночка больше, чем меня, — Соня заметила, что я за ней наблюдаю, и отвернулась в другую сторону, — папа тоже будет больше любить твоего ребеночка. Он ему радуется, а на меня накричал.

И заплакала, громко, на всю детскую. Хотелось вытащить эту глупую девчонку из-под кровати и как следует зацеловать, чтобы навсегда выбить из ее кудрявой головки мысли о том, что она меньше любима. Пусть у меня теперь будет родной ребенок, я не стану меньше любить Софи.

— Сонь, твой папа рассердился, что ты так плохо себя повела, но он не стал любить тебя меньше, — серьезно сказала я, — а что до твоих будущих братиков, то и мама, и папа будут любить вас одинаково.

— Не хочу одинаково. Меня должны любить больше!

— Но как же так? Тогда им будет обидно. Ты же вон как переживаешь, что тебя будут любить меньше. Соня, давай выбирайся оттуда. Хватит собирать пыль под кроватью!

— Мне и здесь хорошо.

— А мне — нет. Я хочу смотреть в твое личико, когда мы разговариваем, — я задрала покрывало и снова заглянула вниз, — давай, вылезай.

Софи послушно выползла из-под кровати, но, проигнорировав мои раскрытые объятья, уселась на свой детский стульчик.

— А ты вообще не должна меня больше любить, потому что я тебе не родная, а он — твой ребеночек! — в сердцах крикнула Софи, снова заливаясь слезами.

— Ну что ты такое говоришь, — я подошла к малышке и присела рядом с ее стульчиком, — ты для меня самая что ни на есть родная! И я не буду делать между тобой и моим ребенком никакой разницы.

Я обняла Сонечку, но она заерзала в моих руках, а стоило мне отстраниться, как малышка ударила меня по лицу. Это не было больно физически, зато рвало душу. Ее огромные глаза светились неподдельной ненавистью, словно обнажая злобу, которая жила где-то глубоко в моей девочке. Отпрянув от Софи, потирая место удара, я не могла поверить, что это случилось на самом деле.

— Соня… Ты меня ударила?..

— Уходи.

— Но ты же понимаешь, что этим ничего не добьешься? У тебя будет братик или сестренка, и ты можешь или принять это и радоваться со всеми нами, или продолжать злиться в одиночестве. Мы не перестанем любить тебя, но вот счастья быть одной большой семьей ты себя лишишь.

Соня сложила на груди ручки, опустила голову и посмотрела на меня исподлобья. Она что-то тяжело обдумывала, но никак не могла решиться заговорить. Как и в прошлый раз, когда мы мирились, я решила сделать первый шаг.

— Солнышко, давай мириться? Обещаю все забыть, если ты меня обнимешь и поцелуешь, — я присела перед ней и раскрыла объятья.

— Не хочу, чтобы твой ребенок родился.

Больше я не смогла ничего сказать Софи. Поднявшись и молча выйдя из детской, я закрыла за собой дверь и спустилась в гостиную, где уже пили чай взволнованные домочадцы. Все наперебой стали поздравлять меня с ребенком, но их слова терялись где-то на полпути, а в голове звенела одна-единственная брошенная Софи фраза: «не хочу, чтобы твой ребенок родился».

Я никому не призналась, что мне сказала малышка, но по моему виду было очевидно, что случилось что-то нехорошее. Макс хотел подняться и серьезно поговорить с дочерью, но я его не пустила, чтобы еще не усугубить ситуацию. Вместо него к девочке пошла Василиса.

Лиза и Салим радовались за нас с Максимом не меньше Игната Семеновича и его супруги, но по боли в их глазах я догадалась, что известие о скором пополнении в доме разбередило едва затянувшуюся рану. Извинившись, ребята ушли на кухню, сославшись на дела по дому.

Василиса пробыла у Софи очень долго, и я понадеялась, что ей удастся убедить малышку со мной помириться. Но и у нее ничего не вышло. Я не знала, о чем они разговаривали, и что такое произошло, но когда женщина к нам вышла, на ней лица не было. Все попытки разузнать, что такого могла наговорить Софи, оказались безуспешными. Единственное, о чем обмолвилась Василиса, что малышка сильно обижена и не хочет общаться ни с кем из нас. За весь день кроха так и не вышла из детской. А чтобы я не грустила из-за детских капризов, Максим пригласил меня на ужин в Московский ресторан.