В когтях неведомого века

— Чем я могу вас наградить, благородные рыцари? — Преобразившийся герцог Карамболь выглядел еще величественнее, чем прежде, а в окружении сияющей от счастья супруги и стреляющей туда-сюда глазками дочери — просто потрясающе. — Кладовые моего замка открыты для вас… Можете выбрать все, что пожелаете! А вас, — обратился он к состарившемуся на глазах Ивану де ля Рюсу, — мечтаю поскорее увидеть своим зятем…

— Ах, оставьте, mon papa! — перебила отца Генриетта, надув подкрашенные губки. — Я совсем не хочу замуж за этого старика…

— Доченька! — всполошилась герцогиня. — Это же твой суженый, герцог де ля Рюс! Ты же дала ему обещание!

— Он старик, мама! — отрезала непреклонная дочь.

— Конечно, его светлость постарел немного, — согласился несколько смущенный отец. — Но…

— Он СТАРИК, папа!

На едва стоящего на ногах Ивана Ивановича было жалко смотреть. По залу гуляли шепотки, хихиканье, откровенный смех.

— Но что же ты хочешь, доченька: прошло столько лет…

— Я хочу замуж вот за него! — кивнула на приосанившегося Леплайсана капризная прелестница, сложив губы сердечком. — Месье Людовик такой душка…

«И эту успел очаровать! — ревниво подумал Жора, искренне сочувствующий отвергнутому жениху. — Ловелас!»

Пока двор приводил себя в порядок, он попытался рассказать все страдающему Ивану, но тот, ослепленный любовью, и слышать не хотел о былой невесте, ради него навсегда оставившей родину. Бессердечная девица разбила его сердце, похоже, необратимо, и склеить его обратно вряд ли удалось бы самым надежным клеем, еще не изобретенным в этом мире…

Перед глазами отчаявшегося Арталетова стояло жуткое зрелище гостиничного окна, превратившегося в монстра. Что еще может придумать ведьма, чтобы наказать не оправдавшего ее надежды должника?

«Лучше бы совсем не брал я этот проклятый флакон! — клял себя наш герой, совсем позабыв, что выбора-то ему как раз и не предоставили: так сказать, рубль за вход — пять за выход. — Влип по самое некуда…»

Флакон! Это выход! Вот бы капнуть в два бокала, да заставить выпить де ля Рюса и его старую возлюбленную!..

Увы, опоздал ты, Жора, со своей догадкой.

* * *

Пока Георгий строил матримониальные планы насчет земляка и, попутно, спасения собственной шкуры, атмосфера в зале наэлектризовалась до предела. Казалось, еще мгновение, и со стен и потолка начнут сыпаться молнии, поражая наповал и правого, и виноватого. А виной всему была принцесса…

— Вышвырните за ворота этого старого побирушку!.. — визжала она, даже похорошев в своем гневе (слова, правда, она не подбирала, но полностью их здесь привести невозможно — бумага такое не терпит). — Папа! Отсыпь сотню золотых за труды и прикажи стражникам выставить его за ворота!..

Отец и мать пытались утихомирить распоясавшуюся дочь, но, как было заметно невооруженным взглядом, придерживались, похоже, сходной точки зрения, ибо заиметь в зятья человека старше себя по возрасту — удовольствие не из приятных.

— Генриетта! — шипела мамаша в дочкино ухо, не слишком заботясь, что ее «уговоры» слышит весь зал, не исключая жениха. — Прекрати расстраивать нашего пожилого соседа! Пожалей его седины!..

— Да, доченька, — вторил в другое ухо герцог, — это ведь международный скандал!..

— Ах, оставьте меня!..

Иван Иванович стоял набычившись, пальцы его нервно тискали эфес парадной шпаги, а терпение, по всем признакам, было на пределе.

— Да он уже ни на что не годен! — разорялась вздорная девица. — Вы только взгляните!..

— Доченька! Старый конь борозды не испортит…

— Но и глубоко не вспашет! А этот-то вообще ни в кони, ни в пахари…

— А-а-а!.. — не выдержал сыплющихся на него оскорблений царевич, выхватывая из ножен клинок. — Пропадите вы все пропадом!..

Сияющее острие уткнулось в незащищенное горло старого влюбленного. Еще миг и…

На зал обрушилась тишина. Все присутствующие с вытянутыми лицами, замерев, ждали кровавого финала, не делая ни малейшей попытки остановить самоубийцу. Даже в глазах бессердечной красавицы промелькнуло что-то вроде жалости… Или интереса?.. «Все пропало!»

В дальнем конце зала громыхнул металл, отдавшись гулким эхом под высокими сводами.

Георгий, чувствуя, как по спине скатываются градины ледяного пота, увидел три безликие фигуры, приближающиеся к нему с мерным лязгом.

Пустые рыцарские доспехи, давно вышедшие из обихода и, за ненадобностью, водруженные в углах для «форса», покинули свои места и теперь направлялись к жалкому человечку, не оправдавшему надежд владычицы магии. В том, что неумолимые мстители — не облаченные в латы создания из плоти и крови, не было никаких сомнений: поднятое забрало одного из «рыцарей» открывало всем без утайки пустое нутро шлема.

Миновав оторопевшего де ля Рюса, двое ведьминых слуг деловито, будто занимались этим постоянно, сжали локти Арталетова коваными перчатками, нагибая его вперед, а третий (с поднятым забралом) со скрипом потащил из ножен давно не извлекавшийся меч.

— Иван! — крикнул Жора остолбеневшему влюбленному, из последних сил надеясь на чудо. — Вспомните женщину, которая вас любит! Зачем вам эта раскрашенная кукла, четверть века пролежавшая в нафталине?!.