В когтях у сказки

Иван Михайлович нанял настоящих учителей, открыл мастерские, где девочкам показывали, как шить, вязать, а мальчикам давали в руки рубанки. Дети вставали на ноги, выздоравливали, выпускники школы отправлялись в профессиональные училища, овладевали профессиями, становились парикмахерами, машинистками, столярами, электриками…

– Наша грязь волшебная, – стали говорить местные жители. – Гляньте, что с неходячими случилось – ожили! Прежний директор калек к озерам не возил, а Иван Михайлович каждый день убогих туда таскает. И все поправляются.

Наверное, темная грязевая масса и впрямь помогала, но немалую роль в избавлении от недугов сыграло то, что дети поняли: их теперь любят. Воспитанникам детдома очень повезло, у них как бы появились родители. Но самая большая удача выпала на долю Маши Савиной – ее Ларкины взяли к себе домой и стали воспитывать вместе с Галочкой, благо девочки были одного возраста.

При прежнем директоре Машенька считалась самой тяжелой и бесперспективной больной, она даже не могла сидеть. С ней никто не занимался, учителя в ее комнату не заглядывали. Зачем обучать девочку, которая никогда не встанет с кровати и, скорей всего, не доживет до получения паспорта? К чему обреченному на скорую смерть ребенку книги и тетради? Маша лежала на матрасе, в котором была прорезана дырка, под ней на полу стояло ведро – о памперсах в СССР и не слышали, а персонал не хотел несколько раз в день подсовывать под инвалида судно, и простыни ленивые злые бабы стирать не собирались. Маша жила в комнате одна, потому что там стоял отвратительный запах. Впрочем, комнатой трехметровый чулан без окна трудно назвать. Санитарки часто забывали покормить девочку, принести ей воды, о развлечениях и речи не шло. Книги Маше не давали. Зачем? Она же неграмотная. Игрушки тоже вроде ей ни к чему, о телевизоре, красках, альбомах для рисования, пластилине малышка и не мечтала. Чем она занималась целыми днями? Ждала смерти. А та все не шла. Воспитанники в интернате умирали часто, но Маша, мечтавшая поскорее оказаться на том свете, все никак не уходила, ее живучесть приводила персонал в изумление.

Когда Вероника Петровна впервые увидела Машу, она не выдержала и расплакалась, а девочка испугалась и начала утешать врача:

– Тетенька, не переживайте, я всем довольна. Мне хорошо. Живу в отдельной комнате.

Вероника побежала к мужу, и вечером того же дня Машу перевезли в дом Ларкиных, устроили в спальне на первом этаже. И для несчастного ребенка началась другая жизнь.

Глава 24

Через год Машу стало не узнать. Занятия с педагогами, хорошее питание, правильное лечение, а, главное, огромная любовь всех членов семьи Ларкиных преобразили бедняжку. Иван Михайлович отправил девочку на обследование в Москву. Там выяснили, что ей можно сделать операцию, и успешно провели ее. Маша начала ходить. А спустя пару лет те, кто ранее не был знаком с Машенькой, и заподозрить не могли, что красивая, веселая девочка-отличница долгое время провела прикованной к кровати, ожидая смерти. За светлый характер Машу полюбили и дети, и взрослые, она была ласкова со всеми, поддерживала добрые отношения с ребятами из интерната. Но самой близкой ее подругой стала Галя, дочь Ларкиных.

Когда Маше и Гале исполнилось семнадцать лет, Вероника Петровна родила сына, которого назвали Павлом. Иван Михайлович не скрывал своего счастья. Директор был человеком немногословным, никогда не демонстрировал своих эмоций окружающим, не выказывал прилюдно ни гнева, ни радости, но, став второй раз отцом, всем, кто его поздравлял, со слезами на глазах говорил:

– Спасибо! Наша семья мечтала о наследнике.

Галя и Маша обожали младенца…

Ираида Николаевна прервала рассказ и расправила юбку на коленях.

– Я с ними у прилавка столкнулась один раз в Тамбовске в детском магазине. Девушки ползунки выбирали, спорили, какие удобнее, на завязках или на пуговичках. Я подсказала им, что лучше взять, и спросила: «Не ревнуете к малышу? Ведь родители теперь в основном им заняты, вам меньше любви достается. И денег на вас много не потратят, ведь новорожденный дорогое удовольствие – растет как на дрожжах, одежда быстро маленькой делается. Захочется вам новое платье, но отказ получите, потому что малышу очередные штанишки покупать надо. Будете теперь в обносках разгуливать».

Старушка взглянула на меня и покачала головой, словно сама себя осуждая.