В когтях у сказки

– Ах ты, господи, баклажка моя! – воскликнула старуха. – Как бы не помялась! Теперь пластмасса не та, что раньше, вмиг крючится.

Глава 25

Я наклонилась и подала старушке пластиковый пакет. Она заглянула внутрь и тихонько забормотала себе под нос:

– Неудобно по дорожке шкандыбать, грохнуться легко, я, если за грязью иду, всегда…

Ираида Николаевна поджала губы.

Я улыбнулась.

– Не волнуйтесь, не выдам вас. Никому не скажу, что берете в имении целебную массу.

Пенсионерка обрадовалась.

– Денег государство тем, кто всю жизнь честно работал, дает на старость мало, лекарства дорогие. У меня суставы болят, а грязь их успокаивает. И она ничья, общая. Разве честно, что Лаврова нас к ней не пускает? Забор поставила высоченный, только со стороны моря его нет, камеры на изгородь повесила, охрану у ворот посадила, мужики по телевизору видят, если кто из местных на территорию проник. Несколько раз ее «овчарки» тамбовских ловили, когда люди к озеркам подобраться хотели. Хорошо ли гнать народ, который здесь много лет лечится?

– Вы же говорили, что после трагедии с Ларкиными никто в имение Борисогубских не ходил, – заметила я.

– Про пляж речь вела, – возразила Ираида Николаевна. – Он здесь самый лучший, песчаный, в Тамбовске мелкая галька. Купаться тут люди опасались – усадьба несчастье приносит, а грязью пользовались. Да и вообще, если чего в теле болит, к черту в пасть залезешь, чтобы полегчало. А Марина Ивановна нам проход перекрыла.

– Но вы же сейчас сюда как-то попали, – улыбнулась я.

Пожилая женщина одернула кофту.

– Не один год здесь работала, знаю хитрую тропку, она прямо на окраину Тамбовска, к моей лачуге, выводит.

– Неужели? – удивилась я. – До городка на машине ехать надо.

– Шоссе кругом идет, – усмехнулась Ираида Николаевна, – а я про прямой ход ведаю. Вроде дождь собирается, потемнело вокруг. Вы бегите скорей в номер, а то промокнете.

– Наберите в баклажку грязь, – предложила я, – помогу вам потом домой добраться.

Бабушка молчала, и я поняла, о чем она думает.

– Волнуетесь, что я увижу тайную тропу, разболтаю о ней, народ побежит на озерки, пойдет слух, как можно миновать охрану, в конце концов доберется до ушей Лавровой, и – опля, прекратится лафа. Не беспокойтесь, я тут ненадолго. И, честное слово, не выдам вашу тайну. Судя по тому, как выглядит пакет, тара там не из-под майонеза.

– Канистра десятилитровая, – смущенно уточнила Ираида Николаевна. – Тропинка крутая, часто ходить по ней тяжело. И я не только себе беру, с подружкой делюсь. Она совсем плохая, два шага ступить не может.

Я покачала головой.

– Как же вы такую тяжесть, да еще по неудобной тропе тащите?

Бабушка перекрестилась.

– А с божьей помощью. Один раз, правда, упала, но целебную массу доперла и ушиб ею живо вылечила.

Я встала.

– Пошли. Грязь на пляже? Там сегодня полно народа, в Доме здоровья день открытых дверей. Может, лучше завтра устроить экспедицию?

Ираида Николаевна прищурилась.

– Самые известные озерки рядом с интернатом. Но бассейнов природных несколько, я тебе покажу такие, о которых никто, кроме совсем своих, не знает. Их два. Спуститься вот тут надо.

Старушка показала на кусты.

– Видишь?

– Только ветки, – ответила я.

– Шагай за мной, – велела бабка, взяла корзинку и пакет.

Я отобрала у нее пластиковую сумку, мы вошли в заросли, и стала видна узенькая тропка. Меньше пяти минут потребовалось, чтобы спуститься на берег.

– Очень крутой склон, даже ноги заболели, – призналась я, очутившись на песке.

Моя спутница поманила меня рукой. Вскоре мы приблизились к большой яме, наполненной темно-серой жижей. «Грязелечебница» была размером примерно три на два метра.

– Это холодная обмазка, – пояснила Ираида Николаевна, – она от суставов, радикулита, женских хворей, истерики, ожирения и много чего другого. А вон та, поодаль, горячая, она кожу, как у младенца, делает и нервы лечит. Мой тебе совет от всей души: нанеси ее на лицо, подержи немного, потом смой. Ахнешь, какой эффект получится. Мордочка как у девочки станет – розовая, чистая и без морщин.

Я потрогала щеки.

– У меня и так их пока нет.

– Ты на себя в ванной в зеркало смотришь, там все моложе выглядят, а при дневном свете и у молодых гусиные лапки проступают, – возразила пенсионерка. – А вот намажешься, они и исчезнут.

– Хорошо, – кивнула я, – на обратной дороге непременно. Какую массу брать будете?

– Холодную, – приняла решение Ираида Николаевна, – мне молодиться не к чему. Доставай канистру.

Через полчаса мы с бабушкой – я, еле удерживая в руках тяжелую ношу, – добрались до невысокой горы.

– Смотрите, там дверь! – удивилась я, увидев явно старые деревяшки на фоне каменной стены.

Спутница остановилась.

– Пещера Борисогубских. Когда мимо такого места идешь, надо молитвы читать, дьявола отгонять… Прости господи, из-за больных суставов здесь хожу, не боли у меня руки-ноги – ни за какие калачи бы к ведьминому месту не подошла… Видишь, из чего дверь сделана? Дерево дубовое, на него железные пластины набиты. Это тюрьма, барин туда провинившихся слуг сажал. Дверь запирал, и все, больше человека никто не видел. Никогда.