В конце вечности

Принеся кувшин с водой, охотник склонился над другом, протягивая ему наполненную до краёв кубышку свежей воды.

— Держи! — произнёс Остап. Однако Фома ничего не ответил. Его грустные уставшие глаза смотрели куда-то мимо Остапа, а его большая крепкая рука безвольно свисла с кровати, выронив на пол тряпичную куклу.

— Фома?! Дружище! Ты чего?! — расплескав воду, встрепенулся Остап. — Не молчи же! Фома! — затормошил его он, будто отказываясь осознавать, что голос его лучшего друга уже замолк навсегда…

Закрывая дрожащей ладонью глаза Фомы, Остап сполз на пол и прижался спиной к кровати. Он, как никто другой, понимал, что где-то там, далеко, Фома всё ещё остался, а значит, и боль потери не должна быть такой мучительной. Но это не работало. Здесь, на земле, больше не было того родного человека, что прошёл с ним весь этот долгий путь. Не осталось больше того плеча, на которое можно было положиться в самый тёмный час. От осознания нахлынувшего одиночества и отчаяния сделалось невыносимо горько. Только сейчас Остап по-настоящему осознал, как много Фома для него значил…

Командир «Железных» Вергилий, крепко сдружившийся с Фомой в последнее время, попросил похоронить товарища по их воинским обычаям. Вергилию не отказали. Похоронили Фому в железных доспехах. На могилу водрузили тяжёлый камень с высеченным на нём именем и пшеничным колосом в знак того, что не всё умирает, что попадает в землю.

Когда процессия разошлась, Остап попросил Эльзу подождать его дома, а сам ещё долго сидел у могильного камня и говорил с ним. Потеряв Фому, Остап впервые так остро почувствовал, что эта война теперь стала его неотъемлемой частью. Вросла в него, пустив глубокие корни. Слёзы на глазах, проступающие в эту минуту сквозь гранит мужества откуда-то из глубин, высвобождали в нём дремавшую до сей поры неведомую силу. Остап вдруг вспомнил Богура — старого короля Атлантов, назвавшего его Ангелом праведного гнева. Праведный гнев. Именно жажда возмездия ковала сейчас из Остапа того самого Орбодиана, призванного положить конец безжалостному и ядовитому злу, веками терзавшему несчастное человечество.

Сбежавшая по щеке Остапа слеза оставила мокрый угольно-чёрный след. В эту минуту тёмные глаза охотника с каждой слезой теряли свой цвет, превращаясь в холодную палитру серебристого металла. Остап провёл рукой по щеке, растерев на пальцах чёрную кляксу. Взглянув на своё размытое изображение в полированном камне, он застыл. Глаза его светились тусклым неоновым светом. Вздрогнув, Остап коснулся рукой могильного камня, затем одёрнул руку и опустил глаза. Неожиданное перевоплощение дало ему явное осознание того, что теперь всякий встретившийся с ним глазами непременно узнает в них испытывающий взгляд самого Творца.

Проведя в последний раз ладонью по надгробию, Остап прислонился к нему головой, затем поднялся и неспешно направился в замок.

Избегая людей, он украдкой поднялся к Эльзе. Войдя в комнату, Остап поднял глаза на шагнувшую к нему девушку. Лицо её побледнело, и она попятилась к окну.

— Не бойся, милая, — тихо произнёс он, опуская голову. — Это всё ещё я. Просто у меня теперь, как и у тебя, есть свои особенности, — потирая веки, тихо добавил он. — Мы другие и должны им помочь, — кивнув на окно, за которым шумно суетился народ, произнёс Остап, а затем решительно посмотрел ей в глаза.

— Ты теперь так серьёзно смотришь, — смутившись, произнесла она.

— Этот взгляд вообще выдержит далеко не каждый, — со вздохом ответил он и, обняв её за плечи, прижал к себе.

— Как же мы им сможем помочь? — шмыгая носом и изо всех сил прижимаясь щекой к Остапу, спросила она.

— Я не знаю, — выдержав паузу, тихо ответил Остап. — Но мы это сделаем, — поцеловав уголок её губ, прошептал он.

Тем временем Валофар в своём лагере собственноручно проводил показательные казни трусов и пойманных дезертиров. Войдя в свой шатёр по локоть в крови, он обтёр руки ветошью и повесил её на болтающийся на цепи крюк для мяса. Тяжело выдохнув, он грузно опустился в плетёное кресло.

— Отингер!!! — заорал Валофар.

На его зов седой советник вошёл внутрь и, почтительно склонившись, вопросительно на него посмотрел.

— Скормите трупы этих трусливых ничтожеств свиньям. Хотя нет, лучше моим псам, — выковыривая из-под ногтей запёкшуюся кровь, сказал Валофар. — И ещё! Передай офицерам, чтобы привели в порядок подразделения. Завтра утром замок Демида должен быть взят в осаду.

— Будет исполнено, — склонившись, произнёс Отингер и, попятившись, вышел вон из шатра.

В это время по тронному залу Демида гулким эхом разносились отзвуки дворовой суеты. Крики офицеров, топот лошадиных подков и удары молотов в кузнях создавали тревожную какофонию грядущей осады. Напряжение повисло над замком гнетущим густым маревом.