В котле сатаны

Меткие выстрелы один за другим уничтожали бронетехнику, отрезок дороги превратился в озеро из огня с плотной завесой черного тумана. Последний пяток машин жался к холмам в ужасе от напирающих безумных русских танкистов. Вот только приблизиться не давали пушки – чуть тридцатьчетверки проходили вперед, как по башне и корпусу начинали бить снаряды германской зенитки наверху. Слишком большое расстояние, свыше полукилометра до цели, и зениткам не хватало мощи для пробития брони и оптики для прицела на движущиеся машины. Стоит пойти на сближение, и их заряды будут оставлять не вмятины и сколы на броне, а прошьют ее насквозь. Внутри башни снаряд разлетится на сотни металлических раскаленных кусков, выжигая оснастку машины и людей. Соколов бросился к люку, который был открыт, чтобы они хоть немного могли дышать в загазованном крошечном пространстве. Где же Омаев с Федорчуком? Почему так долго? Над кустами вдруг возникла девичья голова:

– Товарищ командир, почему отступаем? Там же наши стрелки! Нельзя их бросать!

– Да не могу я по скалам бить, их завалит вместе с немцами! – выкрикнул парень уже в отчаянии.

В голове шумело от бесконечных выстрелов, едкого воздуха внутри танка и крутилась одна и та же мысль: «Быстрее, быстрее, их надо спасти!» Не было у него ни злости, ни обиды на своенравную Тасю Доброву, что ушла в ночную вылазку, нарушив его приказ. Только мучительное желание как можно скорее броситься на врага, чтобы вызволить девушек из немецкого плена. Он так и не понял, почему так упорно отказывался рисковать и проводить отряд снайперов через заброшенную дорогу по топям. Чувствовал, как и Гошка Федорчук, что неправильно отправлять женщину на войну, бросать ее красоту под пули и снаряды. Поэтому так отчаянно ждал сигнала, изнывая от давящей тревоги и в то же время надежды – они должны их спасти!

Долгожданный красный сигнал ракетницы прочертил линию над боковым пиком, что торчал раскрошенным клыком между деревьев.

Соколов нырнул внутрь загазованной темноты танка, на ходу обозначая ориентиры:

– Вперед триста метров, открываем неприцельный огонь по скалистой части бронебойными снарядами. Бочкин, твой левый фланг, бери шаг в сто метров, тридцать градусов выше высокой сосны по краю. Бей болванками, чтобы скалы кусками летели им на головы.

Коля прицелился, задрал дуло. Выстрел! Твердая порода взлетела от удара тяжелого снаряда, осыпалась вниз кусками скал с острыми концами. С другой стороны гряды Соколов тоже расстреливал тяжелыми бронебойными зарядами каменную стену, обрушивая обвалившиеся глыбы на головы засевшим среди холмов немцам.

Огонь! Облака пыли поднимались все выше над вытянутым выступом, где расположилась позиция врага. Выстрелы зениток смолкли, замолчали пулеметы и автоматы. Огонь отряда вермахта стих.

– Вперед! – Соколов раздавал приказы, торопясь как можно скорее подняться наверх. Там на площадке держали оборону два его бойца с автоматами, возможно, нужна помощь раненым стрелкам. Быстрее, быстрее. – Бабенко, Громов, на прикрытии, поставить машины за триста метров от подошвы гряды. Любое движение – стреляйте! Остальные за мной, Бочкин, пулемет!

Лейтенант скинул шлемофон и бросился к шаровой установке. Оттуда стянул пулемет, с трудом поднял на плечо и прыгнул вниз. После прыжка с тяжелым весом пятки заломило от боли, но лейтенант бросился бежать к выступам, что вели наверх к площадке в скалах. Следом торопились снайперы с «трехлинейками», Николай с таким же ДТ на плече.

Они лезли, задыхаясь от натуги, обдирая пальцы о мерзлые скользкие камни. Вверх, вверх, как можно скорее. Сбоку стреляли оставшиеся в живых среди каменных завалов немцы. Соколов, не поворачиваясь назад, крикнул:

– Бочкин, организовать огневую точку, пять снайперов на поддержку! Отбить атаку! Ликвидировать немецких стрелков!

Ноги предательски разъезжались на обледенелых выемках, пулемет давил тяжелым грузом, оставляя на плече и шее ссадины, и все равно он не останавливался ни на секунду. Спасти, быстрее! Еще пять метров, десять! Позади в кустах застрекотал пулемет и принялся гасить засевших в расщелинах между глыбами немцев. Защелкали выстрелы винтовок в поддержку Омаева. Немцы снова затихли, в ужасе забившись подальше между камнями.

Одеревеневшие пальцы Соколова вдруг совсем перестали слушаться, пулемет соскользнул с плеча и потянул вниз в двухметровый обрыв под ногами. Тотчас его подхватили со всех сторон женские руки. Тонкие, с кровавыми ссадинами от камней на изящных пальцах, с изящными запястьями, они ласково удержали его, помогли поднять тяжелое орудие. От их заботы тело парня налилось силой. Соколов рывком уложил на площадку пулемет, подтянулся сам и рухнул на край выступа. К нему бросился Руслан, помог взобраться, подхватил идущих следом девчат, вытаскивая за руки с крутого склона. Омаев замахал на девчат руками, выкрикнул обреченно:

– Не смотрите, не смотрите! Нельзя вам смотреть на такое!