В краю исчезнувшего тигра. Сказки

Зелёная Борода все так же охраняет лес. Каждое утро он заботливо поправляет табличку «БЕРЕГИТЕ ТИГРА». Он не теряет надежды, что в туранговом лесу когда-нибудь снова будет тигр, а пока, за неимением тиг­ра, бережет табличку. Все-таки когда есть табличка, остается раздобыть только тигра, а это, согласитесь, меньше, чем и табличку и тигра. У олененка Соски вы­росли рожки, и он норовит все поддеть ими, но даже для него табличка неприкосновенна.

И, наконец, Зелёная Чёлка. Молва о её храбрости, проявленной при защите птиц и зверей от злодея Мамура, дошла до самого лесного министра. Лесной министр отложил все дела и тут же сочинил приказ, в котором объявил Зелёной Чёлке благодарность, а лично от се­бя наградил ящиком груш. Он сам отправил груши Зелёной Чёлке по почте, старательно переложив их струж­ками.

Ящик груш! Представляете, какое это богатство, ес­ли только одна груша, брошенная с балкона, может прев­ратиться в целую сказку.

Принцесса коз

Однажды над небольшим кишлаком, затерянном высоко в горах, появилась жар-птица, или птица Симург, как называют её в этих краях.

Известно: перо жар-птицы приносит счастье, поэто­му все жители кишлака при виде нежданной гостьи за­волновались. А тут ещё чайханщик Мурод, как будто он был падишах, а не чайханщик, вывел на балкон сво­его двухэтажного особняка красавицу дочь и крикнул:

– Отдаю любимую дочку за того, кто добудет мне перо жар-птицы!

Что тут началось! Вся молодежь прямо с ума сошла, все кинулись плести сети, мастерить силки да ловушки, кто за ружье схватился, кто про дедовский лук со стре­лами вспомнил...

Один Гаюр, сын вдовы, которая всю жизнь вышива­ла на продажу тюбетейки, даже ухом не повел.

– Ты что же, не хочешь жениться на дочери чайхан­щика?— крикнула ему через дувал соседка Малика.— А я мечтала поплясать на твоей свадьбе!

– Сначала смой свои веснушки, Принцесса коз!— ответил Гаюр.

Так дразнили в кишлаке Малику, потому что мать ее держала этих несносных животных, и Малика с ут­ра до вечера гонялась за ними по горам.

– И правда, попытал бы счастья, сынок,— сказала мать Гаюра.— У меня уже глаза не видят тюбетейки вышивать. Эта, пожалуй, последняя — возьми ее себе... — и протянула сыну тюбетейку, вышитую обыкновенны­ми шерстяными нитками, но такую, что глаз не отвести.

– Ладно, попробую...

Принцесса коз, сама как коза, вокруг него – прыгает:

– Не поймаешь жар-птичку — не расстраивайся, я не дочь чайханщика, я за тебя и так пойду.

– Причешись сначала!— растрепал ей жесткую, как проволока, челку Гаюр и пустился в путь.

Шел он, шел, карабкался по отвесным скалам, ка­рабкался и забрался на такую крутизну, что самому страшно стало. Тут его и ночь застигла. Запахнул он потуже халат, сел, прислонился к камню, да так и уснул.

Просыпается утром — что такое? На голове у него палка лежит. Хотел сбросить ее, глядь — вторая палка поперек первой на голову опускается. Поднял глаза к небу и ахнул: это жар-птица у него на голове гнездо вьет. Видно, приглянулась ей вышитая цветными узора­ми материнская тюбетейка...

Что тут делать? Известно, что: хватай ее за хвост, пока не улетела! Но Гаюр пожалел жар-птицу. Раз она облюбовала для гнезда его голову, значит лучшего мес­та не могла найти, пусть вьет.

Между тем в кишлаке заметили сидящего на верши­не Гаюра, у которого жар-птица на голове гнездо соору­жала. Все жители от мала до велика, высыпали на плос­кие крыши своих кибиток и стали в недоумении перего­вариваться между собой: «Что же он медлит? Спит, что ли?»

Тут Гаюр почесал за ухом, и народ заволновался пу­ще прежнего: «Не спит!»

Закончила жар-птица вить гнездо (а получилось оно, надо сказать, на славу, потому что она еще и ваты из халата у Гаюра надергала), снесла яйца и села птен­цов высиживать.

День проходит, второй, третий. Сидит жар-птица в гнезде, хвост до самой земли свесила, хорошо ей, уют­но. А каково Гаюру? Днем солнце немилосердно печет, ночью холодом от ледников тянет, шея под тяжелым гнездом так и гнется. Но терпит...

У матери Гаюра сердце кровью обливается. Который день сын, бедняжка, голодный сидит. Налила кувшин молока, понесла Гаюру. Да куда ей! На первом же ка­мушке оступилась, кувшин разбился, молоко ручьем по­лилось...

Младший брат Гаюра нарвал яблок, понес Гаюру. Довольно высоко взобрался, да на узком овринге оро­бел, зашатался — яблоки по всему ущелью раскати­лись...

Ночь настала. Жар-птица с гнезда слетела, в небо взвилась, звезд поклевала, из Млечного Пути напилась. А у Гаюра вот уже сколько дней маковой росинки во рту не было. Закрыл он глаза, стал дремать, чтобы о еде не думать.

Утром проснулся, глядь — перед ним свежая лепеш­ка и кувшин студеной воды. Чья же это добрая душа позаботилась о нем? Схватил он лепешку, ест, водой запивает, чувствует, как силы к нему возвращаются.