В краю мангров

На следующий день и мне понадобилось съездить в город. Переходя через площадь, я обратил внимание на черную доску у входа в ресторан Вонга. Любопытство заставило меня подойти поближе.

На доске было написано меню, и среди прочих блюд значилось:

«Щупальца а ля мод».

Я пошел к Хасану и заказал цыпленка.

Ночь в манграх

Высоко над качающимися, шепчущимися кронами кокосовых пальм парит луна. Глухо, лениво бормочет море, ветер с равнин засыпает.

На ветвях мертвого нагого дерева сейба, которое стоит в стороне от деревушки, вырисовываются черные комья, расплывчатые и неожиданно маленькие — ведь это спящие грифы.

Светлый песок пляжа не шуршит у меня под ногами, как шуршал бы днем, при солнце. Он сейчас влажный, а скоро, когда прилив достигнет максимума, станет совсем мокрым.

Свечу перед собой фонариком (батарейки сели, так что свет довольно слабый) и вижу плоских крабиков. Миг — и нет их. Может быть, и не было вовсе? Эти плебеи крабьего народа живут у самой воды, в норках, которые вырыли сами.

Сейчас малый дождевой сезон, пет-нет да прольется дождь, и все устья рек открыты для кефали, морского судака, мохарра. За спиной у меня висят две обычные шведские ставные сети и колумбийская накидка, круглая, с свинцовыми грузилами и тонкими поводами, чтобы стягивать края. Сегодня ночью я собираюсь на речушку Эль-Франсес; насколько я знаю, там последнее время никто не ловил.

Пять километров, и я возле устья. Развешиваю длинные сети и сажусь на удобную корягу ждать, когда прилив достигнет высшей точки и пойдет рыба.

В десяти шагах от меня волны вползают на плоский песчаный бар, с другой стороны, в двадцати шагах, начинаются мангры. Темная сплошная стена не то темно-зеленая, не то черная, при лунном свете никак не определишь точно. И чем больше всматриваешься, тем труднее решить.

Царство мангров… Оно так не похоже на отороченный пальмами открытый берег. В манграх всегда полумрак, даже когда тропическое солнце в зените. Это не зеленый сумрак в старом высокоствольном лесу, простирающем серо-бурый лиственный свод над рыжеватой латеритной почвой, а неверный, пестрый, как кожа удава, трепетный полусвет. Темные норы между пучками воздушных корней, растопыренных наподобие паучьих ног, черный ил, по которому снуют крабы и под которым прячется предательская вязкая глина. Кое-где сероватые клочки посуше. На них селятся белесые и серо-зеленые сухопутные крабы самых различных видов, но схожие по окраске: в ней есть что-то от старых костей, которые долго пролежали в сырой почве.

Таковы мангры — полные нор, темных луж, черного ила и многоногих тварей, выходящих ночью из-под земли…

Дюйм за дюймом приближается море. В это время года разница между чертой прилива и отлива невелика — три-четыре пяди. Скоро должна появиться рыба. Когда луна на ущербе, заметить косяк помогают ночесветки. Сейчас на них не приходится рассчитывать: чем ярче луна, тем слабее свечение моря.

Пора. Обматываю веревку вокруг запястья, развертываю накидку, кладу ее, как положено, на правую ладонь и левую руку и зажимаю в зубах одно грузило. Осторожно крадусь к воде и бросаю накидку туда, где кончается бар.

Сеть ровным кругом падает на воду, но тяжелые грузила быстро тянут края ко дну, и получается стянутый внизу колокол. А когда я начинаю вытаскивать накидку да еще поддергиваю рукой, края совсем смыкаются.

Свечу фонариком: что за улов? В сети бьются две мохарры в черную полоску, в ячее застряло несколько крупных раков. Глаза их блестят, будто рубины.

Закидываю сеть то с одной, то с другой стороны бара. В среднем получается раз впустую, раз с уловом.

Луна прошла зенит, можно и передохнуть. В мешке, подвешенном к моему поясу, больше десятка превосходных рыб и штук двадцать раков.

Вода медленно отступает, рыба уходит туда, где поглубже.

Чашка кофе из термоса, сигарета, новый слой смазки на ноги, руки, плечи, чтобы испортить аппетит злым песчаным мушкам. Теперь можно взглянуть и на ставные сети.

Луч фонаря скользит по песку вдоль берега реки. Серебристая кефаль и мелкие судаки прыгают и спешат в середину затона; там сейчас метра три будет.

Большой мангровый краб застыл на месте у самой воды. Клешни подняты, тускло поблескивают черные стебельчатые глаза. Чем-то он напоминает старый череп. Их, должно быть, немало лежало в манграх, когда Пти-Пьер и Мануэль Португалец в этом заливе на своих пиратских шхунах подстерегали пузатые галионы из Картахены или Номбре-де-Диос.

Луч скользит дальше. Вот веревка, которой я привязал сеть к корню на берегу, вот верхний урез. Несколько поплавков ушло под воду, и кажется, в ячее что-то поблескивает.

Заранее не угадаешь, что именно. Еще ни один рыбовед не изучал ни этой, ни других речушек между Эль-Дике и Атрато. А ведь здесь, в солоноватой воде, обитатели мангровых болот встречаются с жителями сине-зеленой морской пучины.