В кривом зеркале

Можно было продолжать игру в глухой телефон, но лезть на рожон майор не собирался. Ни в какие колодцы он плевать не привык. Недаром полковник напомнил: ему еще служить и служить.

— Вы имеете в виду причины моего пребывания в Престижном или соображения по делу?

— И то, и другое.

Стул под обладателем шикарного костюма жалобно скрипнул. Седок отвернулся к окну.

Через полторы недели все кончилось. Семь допросов, две очные ставки. Три рапорта. Триста часов нервотрепки и гнетущего ожидания. Взвалить на Константина роль стрелочника не удалось. Строгий выговор заменили обычным дисциплинарным взысканием. Подписку о невыезде отменили. Оставалось лишь дожидаться конца следствия. И суда. Остальным фигурантам повезло примерно также. Следствие шло по линии комитета госбезопасности, и милицию к нему привлекали по минимуму.

— Наш номер пятый, дружок, лови момент! — подмигнул полковник, отбывая в свой долгожданный отпуск к теще в Сибирь. — Прокатись в Крым, а лучше в Сочи, чтобы ни одна сволочь не нашла. Возьми с собой самую красивую женщину и получи удовольствий на миллион. Про запас, так сказать.

— Думаете, прижучат?

— Т-с-с… не будем будить спящую собаку. Ну, не прощаюсь. Будь здоров!

Они практически не встречались, остерегаясь лишних неприятностей. Обсуждения, ответы на вопросы пришлось отложить на прекрасное далеко. Полковник всеми правдами и неправдами выбил в главке квартальную премию и озолотил блестяще «завершившего» три «висяка» Робкого К. А.

Дела, обеспечившие тому алиби, выбраны были с умом. Пока шло служебное разбирательство, беспокоить заказчика не следовало, а деньги на морской вояж требовались немалые. Не везти же самую красивую женщину в частный сектор или в захудалые три звезды!

В конце концов, Константин остановился на Сочи. И не пожалел. Красавица Вероника и номер с видом на море в «Чеботарев», чудесная погода и кулинарные изыски местного общепита обеспечили выполнение плана на сто процентов. Две недели пролетели волшебной сказкой.

Грядущий судебный процесс казался давно забытым ночным кошмаром.

В конце тоннеля забрезжил едва заметный свет: однокурсник предложил теплое местечко в частной фирме. Оклад, график работы и функционал напоминали киносериал из жизни светского общества. Вполне приличная альтернатива при случае. Да и не при случае тоже. Пожалуй, над предложением стоило подумать.

«И хорошо подумать, — рассуждал Константин в короткие минуты курортного одиночества. — Я на звездочку рассчитывал. К окладу прибавку ощутимую. И, чего греха таить, на нормальное предумышленное убийство. А тут облом вышел. Хотя, если объективно, хорошо, что убийства в нашей жизни редки. Кому хочется убитым быть? То-то и оно, что никому. А всякие там ценностные милицейские извращения в общий расчет брать не резон. Да и не стоит в подобных ожиданиях признаваться — мы же, как не выкручивай, правозащитники. Служим не за звездочки, а за общественно-личностное благополучие. Во как сказанул! Прям философ. Ну, с моей Вероникой не только философом станешь.

И все-таки, стремное дельце. Вместо покойника — вполне себе активный кавалер, вместо авторитетных свидетелей — непонятно кто (хоть ты меняй уголовку на ОБЭП или отдел нравов). Накликали на свою голову, богатеи престижненские. Задумали и от неудобного соседа избавиться, и руки при том не испачкать. Нет уж, дорогие мои, хотите казаться лучше, не заплывайте за буйки привычной жизни — мало не покажется.

Впрочем, с вами не мне морочиться. И вообще, сто лет не отдыхал. А посему — отменяешь профзаморочки, майор, даешь активный досуг!»

И он дал.

Поэтому возвратился отдохнувшим и настроенным на исключительно позитивный лад. А заодно и приведшим в порядок мысли и чувства, связанные с неудачным расследованием в Престижном.

Он не пошел на разговор с полковником сразу. И не только потому, что в тот дачный уик-энд не хотелось портить себе и другим настроение. И занятость полковника другими проблемами тоже не несла на себя главной оправдательной нагрузки. Все оказалось проще: Константин и сам не владел общим представлением о событиях, отношение к которым ему так не посчастливилось иметь. И не владел настолько, что мог расписаться в собственной несостоятельности на любом, касающемся Престижного, документе.

Не слагать же вину на тысячекратно упомянутого в те дни лукавого! Тогда бы и подписываться не пришлось.

— Я разложу все по полочкам, Эрнест Петрович, — пообещал он на прощание. — И доложу. Коротко и ясно. Сразу после отпуска.

Коротко и тем более ясно все равно не получилось. Но двенадцать дней кавказского солнца, Черного моря и Вероникиных ласк сделали свое дело: мозг освободился от накопившейся шелухи. События и лица нашли свои места на полочках проветренного сознания. Логические цепочки, устав сопротивляться, выстроились в единый ряд. Герои получили награды. Злоумышленники — наказание. Уголовный кодекс — удовлетворение. А полковник Коварный — возможность узнать, что же произошло в поселке на самом деле.